Жаль, что, проснувшись, он не может ее видеть.
Изогнув губы в улыбке – так мог бы улыбаться сытый волк, – Дункан потянулся, потом скрестил руки за головой и задался вопросом – что она делает сейчас?
Через две минуты он уже встал и начал одеваться. Если годы и научили его чему-нибудь, так это тому, что не следует недооценивать Роуз.
Внизу стояла тишина, все еще спали, как бывает всегда после главного бала года. Дункан сомневался, что его мать или кто-то еще из гостей уже встал, поэтому сосредоточился на поисках Роуз.
Пройдя по длинному коридору, ведущему из главного коридора, он услышал голоса. Остановился, прислушался и понял – разговаривают Роуз и Пинквик.
Дункан задержал дыхание; заглянув в полуоткрытую дверь комнаты, он заметил Роуз и ее поклонника на террасе. Роуз стояла спиной к комнате и говорила, помогая себе жестами. Пинквик хмурился, вслушиваясь в ее слова.
Дункан напомнил себе, что они имеют право на уединение, что Роуз официально еще не принадлежит ему. Что он должен дать ей возможность самостоятельно покончить с Пинквиком. Но собственные аргументы не убедили его; молча и тихо он вошел в соседнюю утреннюю гостиную.
– Джереми, вы не слышали, что я сказала? – Роуз посмотрела своему бывшему поклоннику в глаза и еще раз попыталась объяснить ему положение. – Я не собираюсь выходить за вас замуж. Я поняла, что не хочу этого, вот и все.
Джереми смотрел на нее упрямо, немного напоминая осла. Потом начал в который раз перечислять все причины, почему она не может отказать.
Роуз едва удержалась от того, чтобы не закатить глаза, она старалась слушать его вежливо. Он перехватил ее до того, как она успела позавтракать, чтобы восстановить силы – которых Дункану с таким успехом удалось ее лишить, – и вот теперь Джереми оказался невероятно трудным, тупым и непонятливым. Он не желал принять ее отказ, и все тут.
Но это ничего не значило, потому что ему все равно придется это сделать. Она наконец поняла, чего искала всю свою взрослую жизнь – силу, более властную, чем ее воля, силу, которая могла бы унести ее в мужские объятия; найдя эту силу, она не собиралась поворачиваться к ней спиной. И эта сила унесла ее в объятия Дункана.
У нее не было в первую очередь из-за Дункана, а теперь и из-за Джереми возможности обдумать эту сторону дела, да и вообще что-либо обдумать. Настал Иванов день, и она обещала Джереми дать ответ. Вот она и дала ответ, и Джереми оставалось только принять его, соблюдая приличия.
Подавив желание сказать ему это прямо, она ждала, пока он доберется до конца своей речи, хотя и без того было ясно все, что он хочет сказать; потом проговорила со всей серьезностью:
– Джереми, дело не в том, что вы за человек, чем вы владеете и какие блага может приобрести ваша жена. Дело во мне. – Она прямо посмотрела на него. Неужели непонятно? – Я не могу принадлежать вам.
Она принадлежит Дункану.
Джереми вздохнул, словно спорил с ребенком.
– Роуз, я действительно полагаю, что вы не обдумали ваше решение так, как следовало бы. Ваше чувство ко мне лично не должно перевешивать чашу весов. Мы с вами вполне ладим, больше ничего и не требуется. Но вот все остальное – герцогство, имение…
– Мое состояние.
Он кивнул:
– И это тоже. Все это главные причины, стоящие за моим предложением, и я думаю, что вам следует обдумать его, исходя из той же перспективы.
Сжав зубы, чтобы не закричать, Роуз сложила руки и сердито посмотрела на него.
И услышала глубокий вздох, раздавшийся в соседней комнате слева. Оба они увидели, что в открытую дверь не торопясь входит Дункан. Он кивнул Джереми.
– Извините меня, Пинквик, но мне нужно обсудить одно срочное дело с моей будущей женой.
Джереми нахмурился:
– С вашей будущей женой?
– Ах да, впрочем, я уверен, что вы в конце концов вытянули из нее эту новость. – И Дункан обнял Роуз за талию, привлек к себе и с улыбкой посмотрел ей в глаза. – Дело в том, что Роуз решила не становиться герцогиней когда-то в будущем, а стать графиней прямо сейчас.
Раскрыв рот, Роуз молча смотрела на него, совершенно ошарашенная и ничуть не раздосадованная. Дункан решил навсегда сохранить это зрелище в памяти и сказал, обращаясь к незадачливому жениху:
– Вы извините, Пинквик… у нас срочное дело… – И, не договорив, он привлек Роуз в свои объятия, опустил голову и поцеловал ее для пущей убедительности.
И она растаяла в его объятиях – это уже почти стало ее привычкой. Дункан заметил, что Джереми озадаченно смотрит на них, потом он бросил на них сердитый взгляд и с достоинством удалился.
Роуз не слышала, как он ушел, – ее умственная деятельность прекратилась на словах «моя будущая жена». Когда Дункан наконец соблаговолил поднять голову и дать Роуз перевести дух, она взглянула на него.
– Знаете, у меня всегда была мечта – увидеть вас, стоящим передо мной на коленях.
Дункан усмехнулся.
– Поскольку я уже видел вас, стоящей на коленях, это представляется мне несколько излишним.
Роуз справилась с восхитительной дрожью, пробежавшей по телу, и твердо посмотрела ему в глаза. Он вопросительно поднял брови; она в ответ тоже подняла брови.
– А вам известно, что я далека от совершенства?
Дункан с твердостью выдержал ее взгляд.
– Каждый видит то, что хочет видеть.
Никто из них и не считал Роуз, эту необузданную разбойницу, таящуюся под личиной благовоспитанной барышни, совершенной. Дункан знал о ней все, знал необузданную разбойницу так же хорошо, как и светскую барышню. Жарко мерцающая холодная синева его глаз убедила Роуз в его искренности, в его убежденности, в его целеустремленности и решимости. Он находит ее совершенной для роли своей жены.
Роуз улыбнулась медленно, маняще; в ее глазах появился вызывающий блеск – блеск, которому Дункан никогда не доверял.
– Вы уверены, – прошептала она, вставая на цыпочки и обвивая руками его шею, – что достаточно знаете меня?
Дункан нахмурился, соглашаясь, что нужно освежить воспоминания, и повел ее прямо в постель.
А когда они возились на его простынях, далеко в полях зазвонили церковные колокола, приветствуя Иванов день.
Через четыре недели колокола звонили снова, и даже еще веселее – это шип в теле Дункана Макинтайра стал… его полной совершенств розой, его Роуз.