— Ты имеешь в виду что-то вроде приема гостей? Конечно же, это хорошая идея! Гости! — Вэрина любила светские приемы, но хорошо знала характер своего племянника, поэтому радостная улыбка быстро исчезла с ее лица. — Хотя нет, ты ведь знаешь, Деймон ненавидит все эти светские рауты.
— А мы и не можем устраивать приемы. Ведь считается, что я больна, — Изетта снова надела очки и придвинула к себе чашку с чаем. — Поэтому сегодня утром я отправлю записку Оливии Тернбул в Лорелс и сообщу о возвращении Деймона.
— Но, Иззи, ты ведь знаешь, какого высокого мнения о себе эта Оливия. Она обязательно предложит пикник на поляне, или устроит бал, или что-нибудь еще в этом роде, чтобы похвастаться прекрасными садами своего Лорелса.
— Совершенно верно. И, скорее всего, опять станет расхваливать того скульптора, как его зовут?.. Ну, того, чьи работы хотят заполучить все плантаторы, — Изетта нахмурила брови, пытаясь вспомнить. — Как же его имя?
— А, ты имеешь в виду Питера Хайрама?
— Да, да. Питер Хайрам. Я думаю, Деймону надо увидеть, как другие мужчины Луизианы, и особенно художники, будут смотреть на Корнелию. Деймон поедет, если мы сумеем заманить его туда.
— Прекрасно! — Вэрина пришла в, восторг от этой идеи.
— Что может лучше сблизить молодых людей, чем тур вальса, а если к этому добавить бокал пунша, один на двоих…
Все еще держа в руке чашку чая, Изетта задумчиво уставилась в пространство, и перед ее мысленным взором, как подозревала Вэрина, возникали события тех далеких времен, в которых она, Вэрина, не участвовала.
— А доктор Макгрегор разрешит тебе ехать?
— Тео я беру на себя, — ответила Изетта, со стуком опуская чашку на блюдце. — Когда принесут приглашение, ты должна будешь сказать в присутствии Деймона, что ждешь не дождешься, когда подадут экипаж. Это, мол, событие года, и ни одна душа в нашем приходе просто не может его пропустить. Ты способна разыграть эту сцену?
— Конечно! — Вэрина даже выпрямила спину. — Я ведь и не такие спектакли разыгрывала. И уж никак не упущу возможности побывать на приеме у Оливии Тернбул.
— А я в ответ на твои восторги вроде бы соглашусь с тобой, но буду настаивать на том, что если ехать, то совсем ненадолго, только чтобы не обидеть Тернбулов, и Корнелия, естественно, отправится с нами. Не могу же я оставаться без компаньонки.
— Превосходно! — захлопала в ладоши Вэрина, восхищаясь тонкостью плана и в который раз отмечая, до чего же умна Иззи! В связи со светским приемом возникли мысли о туалетах и украшениях. Вэрина нахмурилась. — Тем более я должна найти свою табакерку «Императрица Джозефина».
— Почему должна? Что особенного ты хранишь в табакерке? — спросила Изетта. — Надеюсь, ты не стала рабой этой отвратительной привычки?
— Да ты что?!
Оскорбленная тем, что Изетта могла даже подумать такое, заподозрить ее в столь отвратительном занятии, Вэрина повернулась к сестре спиной и стала вновь перебирать розы. И только помолчав с минуту, добавила:
— На приеме у Оливии у меня в ушах должны быть мои гранатовые с жемчугом серьги. Я их храню в той табакерке.
— Ах да, серьги Тюдоров, какие носила королева Елизавета. — Изетта взяла другую газету и начала ее перелистывать. — Ну что же, у вещей нет ног, так что далеко твоя табакерка уйти не могла.
Деймон, крадучись, пробрался в библиотеку и тихонько закрыл за собой дверь. Какое-то время он стоял без движения, прислушиваясь к привычной тишине Роузвуда, вместе со своими хозяйками погрузившегося в послеобеденную дремоту. Тишина так и не была ничем нарушена, и Деймон улыбнулся про себя: наконец-то он один в своем убежище.
Последние три дня он каждое утро вместе с Клодом Пьюгом просматривал финансовые документы. За ленчем его осаждали тетушки с вопросами, советами и сплетнями. Сегодня они мучили его, требуя принять приглашение на пикник в поместье Лорелс. Макгрегор одобрил поездку, но Деймон не видел для себя никакой необходимости участвовать в этом.
В придачу к неудобствам жизни в Роузвуде, где надо было подчиняться семейным обычаям, эта дотошная мисс Линд стала чертовски надоедливой: в буквальном смысле страж чистоты и порядка.
С той самой ночи, когда он позволил ей помассировать ушибленное место, она не переставала изводить его безжалостной заботой. На следующее же утро, тихо постучав в дверь, мисс Линд спросила, не хочет ли он выпить чашку кофе. Он, не подумав, ответил «да» прежде, чем вспомнил, что имеет привычку спать голым, когда в его распоряжении такая роскошь, как чистое постельное белье. Правда, переживал он по этому поводу зря. Этой проныре хватило ума не вторгаться в комнату к мужчине. Слава небесам, она прислала Кейто с чашкой на подносе.
Так повелось, что мисс Линд всегда оказывалась под рукой, чтобы проверить, достаточно ли теплая вода для бритья, начищены ли сапоги и выглажена ли одежда. Она следила, чтобы вовремя меняли постельное белье и каждый день наводили порядок в комнате. Такое неусыпное внимание могло кого угодно заставить бежать из дома.
«Но это можно выдержать, — говорил он себе, — пока у меня есть убежище». А библиотека всегда была для него именно таким местом. Обведя взглядом светлую, ставшую гостеприимной комнату, Деймон немного расслабился. В молчании книг, охраняемых рисованными тиграми на двери, его раздражение постепенно улетучивалось. Груз навязываемого ему внимания переставал тяготить. Он хотя бы на время остался один со своими мыслями, как и подобало мужчине. Здесь его никто не видел. Именно сюда он пробирался, когда еще мальчишкой жил в доме деда. Когда тебя не видят — ты свободен, от тебя ничего не требуют, и ты ничего не требуешь. Деймону это нравилось.
Он не жалел о своем одиноком детстве. Одиночество сделало его самодостаточным, он полагался только на самого себя, что оказалось очень полезно в бизнесе. И жизнь колониста приучила его к уединению.
Только спустя годы Деймон понял, что Изетта, Вэрина и дядюшка Кейто все понимали и позволяли ему так вести себя. Когда дед впадал в меланхолию, он становился отчужденным, иногда даже на несколько дней запирался в своей комнате, Деймон чувствовал себя в доме еще более свободным. Бросая вызов тиграм, он приходил в библиотеку и уходил из нее, когда хотел. В те детские годы он в своем убежище много читал о том, как устроен мир, мечтал об истинной свободе, о дальних странах. Но запреты деда соблюдал скрупулезно, доказывая тем самым, что и у мальчишки есть своя гордость.
Именно поэтому Деймон никогда не спал под крышей большого дома. И хотя он понимал, что тетя Изетта права, и пора забыть старые обиды, в нем еще жил какой-то таинственный непокорный дух — дух того мальчишки, и потому все эти ночи он ожидал встретить призрак деда, блуждающего по дому. И уж, во всяком случае, не удивился бы, увидев, как портрет старика в знак протеста срывается со стены гостиной.
