– Следующий шаг в вашем образовании. Вам следует поблагодарить меня за это.
– Я думаю, вы не вполне честны со мной, сэр Энтони.
– Объясните, мой юный мудрец. В чем же я нечестен?
Она продолжала ровным голосом:
– Вы рассердились на то, что я отказался ехать с вами в Уич-Энд. Я не жалуюсь, что вы оставили меня на растерзание лорду Бэрхему. Я даже предпочел бы, чтобы вы стояли в стороне, ибо я не имею никаких прав на вас и уверен, что могу сам позаботиться о себе. Но когда вы говорите, что вы сделали это в целях моего «образования», вы неискренни.
– Следовательно, вы думаете, что я сделал это от обиды? – Его голос оставался совершенно безмятежным.
– Разве это не так, сэр Энтони? Наступила пауза.
– Мне не кажется, что я страдаю чрезмерной обидчивостью, – сказал Фэншо. – Может быть, мы скажем так: что я оставил вас на съедение этому волку в наказание за вашу неблагодарность?
Вот что значит поддаться мстительному искушению! Решительно, перечить ему было себе дороже. Чувствуешь себя просто каким-то лилипутом.
– Сожалею, что вы сочли меня неблагодарным, сэр. – Она заметила, что голос ее звучит тихо и достаточно виновато, и попыталась взять себя в руки. – Мне кажется, вы не так поняли мой отказ поехать в Уич-Энд. – Не успела она произнести эти слова, как тут же о них пожалела. Бог знает, куда это могло завести.
– Не считаю себя всезнающим, – сказал Фэншо, – но думаю, что городская жизнь кажется вам куда более привлекательной, чем жизнь в Уич-Энде.
Она заметила, что они отклонились от темы. Да, получилась большая путаница. В конце концов, для неизвестного молодого джентльмена быть приглашенным в гости к великому сэру Энтони Фэншо, и в самом деле, большая честь. Ее отговорки звучали неубедительно; короче говоря, она действительно выглядела невежей. Но как исправить свою ошибку?
– У вас сложилось неверное впечатление, сэр.
– Вот как?
– Я прекрасно понимаю, сэр, что ваше приглашение – это честь, которой я не заслуживаю, но меня учили, что отказываться от своих прежних обязательств – большая грубость, нежели отклонить новые, пусть и очень лестные.
– О, у вас это прозвучало замечательно! – восхитился сэр Энтони. – Прошу вас, забудем об этом.
– Если только я не останусь в вашем черном списке, сэр, – сказала Прюденс, чтобы убедиться в его искренности.
Он засмеялся и положил ей руку на плечо:
– Признаюсь, я до странности расположен к вам, молодой человек. Вы прощены.
Смехотворно, что человек может почувствовать такое облегчение. Прюденс решила ничего не рассказывать Робину, опасаясь, что он станет смеяться над ней.
Миледи Лоуестофт подкралась к комнате Прюденс, быстро оглянулась, чтобы убедиться, что никого нет, и вошла, плотно закрыв за собой дверь. Прюденс сидела перед зеркалом с заячьей лапкой для румян в руке. Она оглянулась, чтобы увидеть, кто это так бесцеремонно ворвался к ней.
– Фи!.. – воскликнула она, снова поворачиваясь к зеркалу.
– Если кто-нибудь видел меня, моей репутации конец!.. – заметила миледи, усаживаясь и усмиряя волны фиолетового шелка. В руке у нее была бархатная полумаска, на плече фиолетовое домино. Она приложила маску к лицу: – Ну как? Разве я не intrigante[16], дорогая?
– Очень! Впрочем, как всегда, в маске или без нее.
– Они все так и говорят, – кивнула миледи. – О ля-ля! Мы сегодня неотразимы, нет?
Прюденс провела рукой по малиновому шелку и улыбнулась.
– Мой лучший наряд, мэм.
– О, ты выглядишь очень хорошо. Нечего и говорить. Но каков гардероб! Значит, bon papa разбогател?
– То густо, то пусто, мадам. Когда я в последний раз видела его, у него, похоже, было достаточно денег. – Прюденс опытной рукой посадила мушку на щеку. – Мы собираемся? Пойду посмотрю, оделся ли Робин. – Она взяла с постели малиновое домино, маску и шляпу и вышла.
Робин поинтересовался, кто это там скребется в его дверь. Прюденс ответила и услышала:
– О, входи, моя дорогая.
Она вошла, мурлыкая под нос песенку, но при виде Робина мотивчик замер у нее на устах, и Прюденс поспешно затворила дверь за собой. Вместо леди, которую она ожидала увидеть, посредине комнаты стоял невысокий, стройный молодой человек в атласных коротких рейтузах и батистовой рубашке. Светлые волосы были густо напудрены и связаны на затылке черной лентой, белую шею закрывало кружевное жабо, ниспадающее пышными складками на грудь. Из Робина получалась хорошенькая девушка, но он был, вне всяких сомнений, очень красивый молодой человек.
– Робин, ты сошел с ума? – спокойно произнесла Прюденс.
В глубине комнаты Джон расправлял фалды элегантного камзола.
– Да уж, вполне можно так сказать, мисс. Совсем сдурел, – проворчал он.
Робин засмеялся.
– Бедный мой Джон! Я тебя скоро в гроб вгоню?
– Себя вы в гроб вгоните, сэр, и сами хорошо это знаете.
Прюденс подошла поближе:
– Какие еще новые затеи?
– Мадам Прю! Приветствую вас! Никаких затей, или же сумасшествий.
– Я в этом не уверена. Когда ты наконец станешь серьезным?
Он приложил маску к глазам:
– Ну как, меня можно узнать?
– Но ведь за ужином все снимут маски! И что тогда?
– О, тогда? Прощай, Робин! – Он послал воображаемый воздушный поцелуй и бросил маску на стул. – Не порть мне удовольствие, сестра моя!
Она пожала плечами:
– Неужели надо подвергать опасности собственную жизнь из-за пары карих глаз?
– Ради романтики можно поиграть с огнем. А разве не этим мы занимаемся всю жизнь? И ты можешь надеть кринолин и эти свои одежки и пококетничать с человеком-горой.
– Боже упаси вас от этого! – Джон в сердцах бросил камзол. – Не вздумайте это делать, мисс Прю!
– И не собираюсь. Робин, одна-единственная неудача – и ты пропал.
– Дорогая моя, ты начинаешь бояться даже тени. Оставь. Завтра я опять буду добропорядочной мисс Мерриот.
Прюденс слишком хорошо знала демона упрямства, овладевавшего им, чтобы продолжать спор. Миледи Лоуестофт постучала и попросила позволения войти.
Прюденс повернулась и открыла дверь:
– Входите, мадам, посмотрите на этот образчик безумства.
Миледи, преисполненная любопытства, вошла и взвизгнула от смеха при виде Робина.
– Mon Dieu! Mon Dieu! Но каков шалун! – воскликнула она. – Приготовился в ухажеры, не так ли? Можешь мне не говорить, и так вижу.
– Это значит навлечь на себя тысячи всяких опасностей! – сказала Прюденс. – В него сам дьявол вселился, я убеждена.
Робин был занят: он закалывал алмазной булавкой кружевной шейный платок.
– Клянусь тебе, Прю, нет никакого риска! Джон, давай жилет.
