Белла остановилась.
«Прекрати, Белла. Ты здесь по важному делу».
Она пошла дальше и услышала голоса и смех. Она свернула за угол и резко остановилась: при первом же взгляде на приглашенных гостей у нее внезапно громко застучало сердце. Белла заставила себя двинуться вперед, почувствовав некоторую уверенность оттого, что некоторые нимфы были одеты так же бесты же, как и она.
Но опять же эти люди, по-видимому, были заняты совершенно безобидным разговором. В первой группе трое мужчин в традиционных античных доспехах беседовали с богиней и с застенчивой нимфой — вероятно, это были мать и дочь. Во второй группе мужчины в тогах флиртовали с двумя более уверенными в себе нимфами, но их поведение было вполне в пределах нормы.
Глядя на этих нимф, Белла подумала, не выведут ли ее отсюда за то, что на ней слишком много одежды. У одной молодой леди плечи были прикрыты только лентами, а платье спускалось лишь чуть-чуть ниже колен! На одной лодыжке у нее красовался браслет с камнями, очень похожими на бриллианты, и это выглядело еще более вызывающе, чем звезды на пальцах ног.
Приблизившись к первой группе, Белла немного приподняла платье, незаметно потянув вверх ткань над поясом. Бросив вниз быстрый взгляд, она удостоверилась, что теперь видны шесть дюймов ее правой ноги, и поборола желание потянуть юбку обратно вниз.
Джентльмены и дамы говорили о повседневных делах — о состоянии улиц, о погоде, а потом один из мужчин упомянул Джона Уилкса.
Белле не хотелось, чтобы ей напоминали об Уилксе. В прошедшем году его заключили в тюрьму за то, что он выпустил номер газеты «Норт Бритон», в которой осуждал короля, и суда он избежал только потому, что покинул страну. А теперь леди Фаулер под влиянием сестер Драммонд использовала часть удивительного пожертвования в тысячу гиней на то, чтобы приобрести печатный станок. Она сказала, что сможет использовать его для печатания своих посланий.
Такое намерение пугало, особенно учитывая подстрекательское содержание посланий, но Белла боялась, что сестры Драммонд вынашивали более опасные планы. Им удалось в напыщенные разглагольствования о судебном притеснении женщин вплести английское тираническое управление Ирландией, а это приближалось к государственной измене. Если они используют печатный станок для заявлений на подобные темы, то несчастная овечка из стада Фаулер, похоже, кончит как жертвенный ягненок.
И овечки, и птички одинаково беззащитны…
— Вы одна, прекрасная нимфа? Прошу к нам.
Почувствовав, как у нее снова громко застучало сердце.
Белла повернулась лицом к одетому в тогу джентльмену.
— К сожалению, сэр, я обязана быть в другом месте.
— Разве у нимфы могут быть какие-то обязанности на пирушке? Прошу вас, доставьте нам удовольствие своим присутствием.
Второй мужчина его поддержал, но две нимфы отнеслись к сопернице явно неблагосклонно.
— Возможно, мне самой хочется быть в другом месте, — игриво отозвалась Белла. — Прошу меня извинить, господа.
Она пошла дальше, боясь, что ее вернут и, возможно, обвинят в том, что она самозванка, но этого не произошло, и она немного успокоилась.
Потом она осторожно приблизилась к еще одной группе гостей, но на нее не обратили внимания, если не считать нескольких равнодушных взглядов. Здесь, по-видимому, тоже обсуждали серьезные политические проблемы, и она уловила, что упоминались Гревиль, Ньюкасл и французский посол.
Белла поняла, что этот праздник, вероятно, давал сильным мира сего возможность встречаться и вести переговоры вне рамок традиционной конкуренции, отбросив укоренившиеся представления о противнике. Это открытие расстроило Беллу, ведь такой вечер никак не подходил для осуществления ее задания.
Правда, еще оставалось время для того, чтобы благопристойность превратилась в разнузданное веселье.
Белла снова свернула за угол и обрадовалась, оказавшись в окружении беззаботной, веселящейся компаний. Здесь все находилось в движении, и Белла, проходя сквозь толпу, невольно стала участницей развлечения.
Некоторые джентльмены, пытаясь угадать, кто она, приглашали Беллу задержаться и заигрывали с ней, но все это делалось с добрым юмором, а она отвечала им шуткой по поводу их тог или доспехов и шла дальше. Да, у нее все получалось — она помнила, как это делать.
Ее настроение начинало соответствовать тому, что происходило вокруг. Улыбка стала более естественной, в мозгу звучала музыка… и вдруг Белла обнаружила, что наслаждается мужским вниманием. Ее называли прелестной и очаровательной, восхищались ее звездами…
«Они обращают внимание не на тебя, — сказала себе Белла, их привлекают твои накрашенные губы, фальшивые волосы и непристойный костюм». Но все равно приподнятое настроение унесло ее обратно в украденную у нее юность, и это ей очень понравилось. После этого маскарада будет трудно вернуться к своей унылой жизни, но разве у нее есть выбор?
Белла добралась до центральной части дома и оказалась среди гостей на широкой верхней площадке величественной лестницы из полированного дерева и блестящего металла. Над собой она видела только аккуратно оштукатуренный потолок с богато расписанным плафоном в середине, но рассмотреть роспись не могла — туда попадало слишком мало света.
Зал внизу, наоборот, был ярко освещен, привлекая взгляды и напоминая сцену, на которую выходили новоприбывшие. Белла пробралась вперед, и в то же мгновение ее окружили шум, аромат духов и запах пота.
Она посмотрела вниз, интересуясь, вышел ли герцог в зал, чтобы приветствовать самых важных гостей. Какой костюм будет на нем? Быть может, сенаторская тога и лавровый венок императора? Она заметила несколько таких венков — и даже позолоченных.
Да, надменный герцог наверняка будет одет так.
Белла надеялась, что вторжение сюда поможет ей больше узнать о герцоге Айторне, потому что к нему у нее был особый интерес. Беллу обеспокоило то странное пожертвование в тысячу гиней, и она попросила мистера Браунли, лондонского поверенного, которого рекомендовал ей мистер Клаттерфорд, попытаться найти его источник. Поверенный столкнулся с величайшими трудностями, так как источник явно не хотел быть раскрытым. Но некий знакомый в юридической фирме, которая вела много дел для герцогства Айторн, дал понять, что ему известно об этом деле. Возник вопрос, зачем молодому беспутному герцогу вносить такую сумму в Фонд Фаулер? Не из добрых побуждений, была уверена Белла.
Быть может, герцог надеялся, что таким образом спровоцирует леди Фаулер на опасное безрассудство? Это казалось чрезвычайно невероятным, но результат оказался именно таким. Леди Фаулер теперь была убеждена, что имеет тайных могущественных сторонников, и под влиянием сестер Драммонд каждый день строила все более грандиозные планы.
