— Мы еще не видели ее. — Это был голос Энтониеты.
— По-видимому, она на кухне. Лучше бы вы помогли ей приготовить чай. Я проголодалась.
Майра говорила резко, что случалось всякий раз, когда она была взбудоражена или расстроена. Она бросила книги на стол, швырнула шляпку в кресло и пошла на кухню. Близнецы потянулись следом, шаркая ногами, как будто потеряли всякий интерес к еде или к чему бы то ни было.
Энн ждала их.
— Привет, — сказала она и обратилась к близнецам: — Я слышала, как вы пришли. Разве вы не хотите чаю?
— Не особенно, — ответила Энтониета. — Мы будем пить чай в саду?
— Послушай, Энн, — сказала Майра, — на той стороне улицы под деревьями стоит большой автомобиль. Это «роллс-ройс». Ты не знаешь, чья это машина?
— Знаю. Это машина сэра Джона Мелтона, — ответила Энн.
— О, так он здесь? — спросила Майра, но уже без того воодушевления, какого можно было ожидать неделю назад. Смерть отца и неизбежная разлука с домом сильно подействовали на энтузиазм и блеск Майры. Временами казалось, что в ней пропал даже интерес к людям, а воображение иссякло.
— Да, он здесь, — спокойно ответила Энн. — И если вы послушаете меня с минуту, я что-то скажу вам.
Она глубоко вздохнула и рассказала, как Джон приехал навестить ее, как она обещала выйти за него замуж, а это означало, что все они смогут быть вместе.
Энн слышала, как ее голос замер.
Повисло молчание, тишину нарушало лишь тиканье кухонных часов. Энн видела, как три пары глаз уставились на нее, видела изумление на лицах Энтони и Энтониеты, и внезапно раздался радостный вопль Майры:
— Энн! Этого не может быть! Как чудесно! Просто чудесно! — Она импульсивно обняла Энн.
Потом ее целовали близнецы, и все кричали одновременно.
— Вы все поедете со мной, все, — снова и снова повторяла Энн. — Нам не надо будет разлучаться… вам не надо ехать к тете Элле… Майра может не работать в офисе… мы будем жить вместе… всегда…
Несколько позже она вспомнила, что давно пора садиться за стол и что ее будущий муж ждет, когда подадут чай. И она, и Майра помчались в свои комнаты смыть слезы и попудрить носы, оставив близнецам возможность отнести подносы в сад.
Сойдя вниз, Энн обнаружила свою семью, сбившуюся вокруг Джона. Все смотрели на него с некоторым недоверием, в то время как он строил планы их будущего…
Все хлопоты, связанные со свадьбой, Энн доверила Джону.
— Мы поженимся через три дня, — сказал он. — Это значит, что твое приданое придется покупать после венчания, но вряд ли это так сильно заботит тебя. Думаю, ты хотела бы венчаться в церкви? Это улажено, у меня есть специальное разрешение. Поскольку вы в трауре, я уверен, ты не хочешь, чтобы присутствовал кто-то еще, кроме семьи.
Все согласились с ним, хотя после Майра сказала несколько жалобно:
— Я бы хотела быть настоящей подружкой невесты в соответствующем наряде, с букетом и всем прочим.
— Но, Майра, мы не можем… когда папа…
— Да, да, знаю, — перебила Майра. — Но… О, Энн! Какая жалость, что ты не можешь венчаться в белом атласном платье, в венке из цветов апельсина, с огромным тортом и твоей фотографией в «Тэтлере».
— Но я не хочу ничего подобного, — сказала Энн.
— Что ж, а я бы хотела. Особенно, если бы выходила замуж за сэра Джона Мелтона.
— Жалко, что выходишь не ты, — не подумав, сказала Энн и испытала облегчение, когда услышала, как Майра отозвалась:
— Какая разница, кому он достался, если мы теперь одна семья.
Энн подумала о вылинявшем от стирок голубом платье, которое наденет завтра, и снова пожалела, что Джон женится не на Майре. Она получала бы удовольствие от всей этой суеты и торжественности, ей нравилось быть на виду, нравилось, когда ею восхищались, она любила тратить деньги, ездить в дорогих машинах и хотела приобрести положение в обществе.
«А я боюсь, — откровенно призналась она себе, — все это приводит меня в ужас».
И снова она вернулась к мысли об отце: как хорошо было бы посоветоваться с ним! Она вспомнила, что снобизм всегда забавлял его. В ее памяти всплыл случай, когда какой-то важный деятель сломал ключицу на охоте и к нему вызвали доктора Шеффорда. Он вернулся, и взволнованная Майра с любопытством бросилась расспрашивать, каков из себя пациент и не привела ли отца в трепет сама возможность общаться с таким известным человеком. Доктор Шеффорд засмеялся:
— Когда ты будешь в моем возрасте, Майра, ты поймешь, что у всех мужчин и женщин, какое бы положение в жизни они ни занимали, потечет красная кровь, если их уколоть.
Энн вспомнила это, потому что была единственным застенчивым членом семьи. Майра никогда не возражала против того, чтобы встречаться с незнакомыми людьми: в сущности, она обожала самые разнообразные сборища, будь это собрание комитета прихожан в церкви или благотворительный базар.
А Энн, входя в незнакомый дом, чувствовала себя скованно и немного нервничала, но, стоило ей вспомнить слова отца, сказанные с усмешкой: «Уколи их — и увидишь красную кровь», она неосознанно приподнимала подбородок и улыбалась.
Ей надо стараться не быть стеснительной ради Джона. Она должна стать хорошей хозяйкой и научиться развлекать разных людей, не показывая ни того, что боится их, ни того, что боится себя. Все это будет частью ее замужней жизни.
А как насчет ее отношений с Джоном? Энн вздохнула. Почему-то она никогда не представляла себе, что будет охвачена подобными чувствами накануне замужества, и, в отличие от Майры, никогда даже на секунду не предположила, что влюблена. Она любила многих — отца, Майру, близнецов, и особенно Энтони, девочек, с которыми училась в школе, старушек в деревне, которых навещала, когда они болели. Она по-своему любила даже миссис Бриггс, потому что та была доброй душой и относилась к ее домашнему окружению.
Но она еще не встречала мужчины, который заставил бы ее сердце биться быстрее, или опустить глаза под его взглядом, или потерять дар речи от таинственного магического притяжения, возникшего между собой и им. Сейчас она думала, что вообще редко встречала молодых людей: то ли многие из них ушли на войну, то ли семьи в округе Литтл Копл не вырастили сыновей. И все же она представляла, что рано или поздно появится кто-то и полюбит ее так же, как она его, и они согласятся жить вместе и иметь детей.
Энн часто думала, что ей очень хотелось бы иметь собственных детей — малыша, нежного и пухлого, каким был Энтони, ребенка, который принадлежал бы только ей и которому она отдала бы всю любовь, переполнявшую ее сердце.
Она представляла и свою свадьбу, рисуя в воображении, как идет по проходу в церкви об руку с отцом, одетая в белое атласное платье, с фатой на голове — венчальной фатой матери, хранившейся в верхнем шкафу в ее спальне. Она держала бы в руках не лилии — их выбирали все невесты, и цветы стали чересчур обыденными, — а белые розы, каждое лето расцветающие на высоком кусте в саду, розы, которые, как сказал отец, были любимыми цветами матери.
