Судьба, видно, решила добить ее окончательно, потому что, закрыв за собой дверь, Элли увидела, что рядом с сидевшим на ступеньках Джимом вольготно расположился Николас Дрейк.
— Что вам здесь нужно? — требовательно спросила она, забыв о вежливости и соблюдении приличий.
— И вам тоже доброго утра, — ответил Николас с лукавой улыбкой.
— Я не в настроении, Дрейк, — бросила Элли, спускаясь по ступенькам.
— Значит, Дрейк? — Николас бросил на Джима соболезнующий взгляд. — И так что, каждое утро?
— Да, — кивнул тот.
— Джим!
— То есть нет, — смущенно поправился Джим. Элли с возмущением посмотрела на Николаса:
— Посмотрите, что вы натворили!
— И отчего это всегда выходит так, что, когда здесь нелады, то виноват я? — задумчиво покачивая головой, проговорил он.
— Потому что вы причина всех здешних неурядиц! Николас легко встал с гранитных ступенек и небрежно отряхнул идеально отутюженные брюки.
— Я совсем забыл. Ведь до моего появления вас был бесконечный праздник мира и спокойствия.
— Весьма близко к истине, — с нескрываемым сожалением пробормотала Элли.
Николас от души рассмеялся. Джим тоже поднялся на ноги и встал рядом с ним. Как по команде оба одновременно принялись одергивать манжеты. Поймав себя на том, что с любопытством наблюдает за этой картиной, Элли сердито тряхнула головой и решительно двинулась вперед.
Николас, широко шагая, легко догнал ее. Джим не отставал от него.
— Нам надо поговорить.
— Нам не о чем говорить, Дрейк.
— Мне хотелось бы, чтобы вы меня так не называли. Это звучит как-то недружелюбно.
— Это, как вы только что изволили заметить, недружелюбие вполне преднамеренно, — холодно сказала она, не замедляя шага и глядя прямо перед собой.
— Настроение как море — нет ему покоя, — пошутил он. — Мы сегодня встали с левой ноги?
— Мы ни с какой ноги не вставали. И не собираемся делать этого в будущем.
— По меньшей мере могли бы называть меня Николас или, если вам это больше нравится, сэр, — добавил он с озорными огоньками в глазах.
— Мечтать никогда не вредно, Дрейк, — ядовито ответила Элли и, помолчав, вдруг добавила: — Хотя Ники звучит вроде неплохо.
— Мне нравится Ники! — радостно сообщил Джим. — Ники. Ники. Ники…
— Посмотрите, что вы натворили! — притворно простонал Николас.
Элли ответила довольной улыбкой и пошла еще быстрее.
Они довольно долго шли, храня молчаний, пока наконец Николас снова не заговорил:
— У меня есть новое предложение. Думаю, что даже вы отнесетесь к нему благожелательно из-за его честности и щедрости.
— Вы что, думаете переубедить меня одной своей назойливостью? — внезапно остановившись, спросила, Элли и так стремительно повернулась к Николасу, что ее плохо завязанная шляпка совсем съехала набок.
Николас молча протянул руку и быстро поправил сдвинувшийся головной убор. Они как раз подошли к магазину, и Джим заторопился по ступеням, гордо неся в руке ключи от входа. Он отпер дверь и проскользнул внутрь. Николас и Элли задержались снаружи. Они стояли так близко, что чувствовали дыхание друг друга.
— Я уже толком и не знаю, что думаю, — ответил наконец Николас, и его бесстрастное лицо осветило неподдельное чувство. — Я не знаю, почему не могу забыть вас, почему всякий раз, когда ухожу от вас, не могу не обернуться. Да, мне нужен ваш дом, и если одной лишь назойливости будет достаточно для того, чтобы вас убедить, я буду назойлив. — Он вздохнул, и его голубые глаза потемнели. — Но больше, чем ваш дом, мне нужны вы. Мне нужно от вас больше, чем просто беглый взгляд или обмен колкостями.
Элли мысленно укорила себя за непонятную сладкую дрожь, что непроизвольно скользнула вдоль спины. Даже если у нее и не было ненависти к этому человеку, она не могла себе представить, как он может ей нравиться. Суровый. Холодный. Безжалостный. Самое последнее, чего она могла бы себе пожелать, так это еще одного сурового, холодного и безжалостного мужчину.
Но чувствуя на своих губах его взгляд, она задавалась вопросом, не вспоминает ли он сейчас о том, как упивался ее губами, как его руки ласкали ее тело в тот дождливый день? Она иногда об этом вспоминала.
Как будто прочитав ее мысли, Николас взял ее за руку и притянул к себе.
— Что вы делаете? — прошептала' Элли вдруг пересохшими губами.
— Собираюсь вас поцеловать.
— Вы не можете.
— Могу, — шепнул он и жадно накрыл ртом ее губы.
У нее вырвался тихий стон. И тогда он успокаивающе обнял ее свободной рукой за плечи. Ласково тронул ее губы кончиком языка, и они, чуть помедлив неуверенно раскрылись навстречу поцелую. Он стал целовать ее долго, страстно, чуть постанывая. Это было больше, чем просто поцелуй, — казалось, он проникает в потаенную глубину ее естества, чтобы познать доселе неведомое.
Пораженная, Элли с усилием отстранилась.
— На днях я пообещал себе, что никогда больше вас не увижу, — после секундного молчания с каким-то напряжением проговорил Николас.
— Если бы только вы сдержали свое обещание, — выдохнула Элли.
Резкие черты его лица смягчило выражение искреннего сожаления.
— В этом мире столько всяческих «если бы»! Но все эти «если бы» лишь пустой звук, потому что, по сути, ничего не значат. Я предпочитаю иметь дело с реальностью. — Он ласково провел костяшками пальцев по ее щеке. — А реальность как раз в том, что вы хотели моего поцелуя так же сильно, как мне хотелось поцеловать вас.
Правда была сказана, и отрицать ее невозможно. Но тут из открытой двери раздался громкий голос Джима:
— Элли? Что ты там делаешь?
Элли невольно отшатнулась. Действительно, что это она делает? Поцелуи и правда в глаза? Она прижала ладони к горящим щекам. Они все еще чувствовали прикосновение Николасв, как если бы его пальцы оставили на них клеймо. Она почувствовала на себе его жаркий взгляд, и кровь еще сильнее прилила к щекам.
— Элли, ты идешь? — спросил Джим. — Ники, ты тоже зайдешь?
Элли сделала шаг к двери. Ей нужно войти в магазин, переступить порог и оказаться внутри — там безопасно. Но она сбилась с шага, когда Джим спросил о Шарлотте. Господи, бедная маленькая Шарлотта, такая больная и одинокая.
Этого только не хватало! Но даже сквозь сумятицу собственных мыслей она почувствовала, как напрягся Николас.
— Как она? — мягко спросила Элли.
— Не знаю, — честно ответил он. — Я хочу верить, что Шарлотте лучше. Она и правда выглядит более веселой. Но те же доктора, которые окружали ее такой заботой и вниманием, подождав, когда она выйдет из кабинета, сказали мне, что надежды нет.
— Нет надежды? Но это невозможно!
— Не знаю, — повторил он отрывисто. Лоб его прорезала озабоченная складка.
— Простите.
— Я не сдаюсь. — Взгляд его исполнился решительности. — Я намерен отыскать кого-нибудь, у кого есть ответы.
— Ах вот как, ответы… какие вам хотелось бы услышать, конечно. Должно быть, это знаменитая воля, о которой вы в свое время говорили. Проявить волю, и все сбудется. — Элли вздохнула и озабоченно покачала головой. — Может быть, пора вам посмотреть и в другую сторону.
— То есть? — Глаза Николаса опасно потемнела Но Элли не так просто было запугать.
— Несмотря на все великие открытия и чудесные лекарства, медицина не может дать Шарлотте того, что можете дать вы.
— И что же это? — ледяным тоном поинтересовался он.
— Любовь. Вы можете дать ей свою любовь. Николас переступил с ноги на ногу и сжал челюсти.
— Любовь? Мисс Синклер, моей племяннице нужно лечение, а не какое-то бесполезное чувство, которого наверняка не существует.
— Не существует? — переспросила пораженная Элли. Но, заглянув в глубину его глаз, она вдруг поняла, что именно это он и имел в виду. Это было его правдой. Не поцелуи, которых ей хотелось еще и еще. Не сказочные сны. Этот человек был тверд и холоден, как мраморная статуя, на которую он так похож. Холодная расчетливость и бескомпромиссность. Непреклонность и беспощадность. Ни следа ранимости, которая на миг приоткрылась ей в тот дождливый день.
Что за тайны скрывались в его душе? Что заставляло его поверить в мир без любви?
И она безотчетно спросила:
— Отчего ваше сердце превратилось в камень? Ее вопрос застал Николаса врасплох. Это она поняла по его растерянным глазам, по заигравшим на скулах желвакам. Он несколько раз нервно сжал кулаки, борясь с бушевавшими внутри чувствами.
— Вы романтическая глупышка, мисс Синклер, — резко сказал он, и лицо его вновь приняло бесстрастное выражение. — Рыцари в сверкающих доспехах, сердца, превратившиеся в камень, любовь вместо науки. Любовь — это всего лишь плод глупого романтического воображения. А наука — это факты.
Элли отчего-то не смогла отступить..
— Люди, которые умеют любить, есть, — заявила она с удивившей ее саму убежденностью.
