— Поэтому вы здесь, — заметил Николас, подперев подбородок сплетенными пальцами. — Пришли побороться за Элли.
Ханна пристально поглядела на Николасв и, тщательно подбирая слова, ответила:
— Побороться за нее? Да что вы, и в мыслях не было. Я пришла, чтобы обсудить кое-что с таким достойным джентльменом, как вы.
Николасв начало охватывать беспокойство. Сначала болезнь Шарлотты. Потом Джим приходит повидаться с ним. Теперь эта женщина явилась к нему защищать Элли. Защищать. Оберегать. Спасать тех, кого любим.
— Мистер Дрейк, оставьте ее в покое, — умоляюще проговорила Ханна. — Она добрая и очень хорошая, и она любит этот дом. Вы можете купить себе любой дом, какой только захотите. Ей же нужен только этот.
— Я поразмышляю над этим, мисс Шер, — коротко сказал Дрейк. Ему вдруг захотелось, чтобы она ушла. Он резко поднялся из-за стола. Ханна тоже неторопливо встала со стула.
— Ну что ж, ладно. Я как раз собиралась уходить. Николас был уверен, что она многого не сказала и близка к соблазну разразиться новой речью.
— Я очень благодарен вам за то, что нашли время зайти. Честное слово, я серьезно подумаю над вашими словами.
Это явно ее успокоило. На прощание Ханна с чувством потрясла ему руку и величаво выплыла из кабинета.
Николас подошел к окну и бросил взгляд на расстилавшийся перед ним город. Тысячи зданий, сотни домов. Большинство из них гораздо привлекательнее дома Элли. Но привлекательность не имеет никакого отношения к причине, по которой он хочет приобрести ее дом. Он должен его получить и на меньшее не согласен.
Не успел Николас вернуться за стол, как воцарившуюся было в приемной тишину разорвал чей-то громкий, требовательный голос за дверью кабинета. На этот раз Николас узнал, кому он принадлежит.
Он встал с кресла, обошел стол, подошел к двери, открыл и, увидев посетителя, невольно поморщился;
— Барнард. Вы что, пришли вместе с Ханной? Тот быстро повернулся и с торжеством воскликнул:
— Я знал, что вы здесь! Меня так просто не выпроводишь. А что это вы там сказали насчет Ханны? С какой стати мне ее приводить? Я пришел к вам!
Барнард решительно шагнул вперед и прямиком направился мимо Николаса в кабинет. Секретарша и Берт просто онемели от изумления. Николас чуть приподнял правую бровь и прошел следом. Сев за стол, он посмотрел на Барнарда, который продолжал стоять.
— Присаживайтесь, мистер Уэбб, — предложил Николас.
— Я не рассиживаться пришел. У меня к вам разговор.
— Прекрасно. Чем могу быть полезен?
— Вы можете оставить Элли в покое — решительно и не без яда в голосе ответил Барнард.
— Что значит — оставить Элли в покое? Конечно, он прекрасно знал, что Ханна ему все высказала.
— Да вы лучше меня знаете, что это значит! Элли вам же сказала, что не хочет продавать свой дом. Ну и прекратите ее изводить. Вы ее и так до предела расстроили, а если Элли расстроена, то все тоже переживают.
— А с какой стати, мистер Уэбб, ей расстраиваться? Элли взрослая женщина и, по-моему, весьма решительная и независимая.
— Черт возьми, мы же любим ее! Она добрая и порядочная, чего о вас не скажешь. Она о людях заботится, понимаете? — сердито добавил он. — Она наняла меня подремонтировать дом. Думаете потому, что я такой рукастый? Черта с два! Я жил как придется и перебивался с хлеба на воду. Вся моя одежка была на мне. Так вот, она настояла, чтобы я пришел к ней позавтракать, а потом уговорила остаться на обед. Дом тогда просто разваливался, понимаете? Им заниматься надо было. А потом как-то она и говорит мне: «Барнард, а отчего бы вам не переехать сюда, рядом с Джимом есть свободная комната». Понятное дело, платить за постой я не мог, но я и рта не успел раскрыть, как она и говорит:
«Комната и питание в зачет работы». В тот же вечер я и переехал. Она спасла меня, мистер Дрейк. И я не собираюсь отсиживаться в сторонке, когда вы делаете ее жизнь несчастной.
Николас слегка пошевелился в кресле. Взгляд его стал холодным и непреклонным. Все, что здесь наговорил этот старик — чушь. Интересно, каким это образом Барнард собирается заставить его сделать то, чего он не хочет и не намерен делать? Головная боль усилилась, напомнив ему кое о чем.
— Я думаю, вам пора идти, — резко заявил Николас.
— Не раньше, чем вы дадите слово, что оставите мою Элли в покое!
— Мне нужен ее дом, мистер Уэбб, и он будет моим. Если это ее беспокоит, ничем не могу помочь, — с трудом сдерживаясь, подчеркнуто ровным голосом сказал Николас.
— Вы не сделаете этого! — упер руки в бока Барнард.
— Да что вы говорите? — вкрадчиво спросил Николас. — И кто мне помешает?
Барнард выпятил подбородок, готовясь к новой речи, но Николас, не церемонясь, оборвал его:
— Мистер Уэбб, у меня много дел. — Лицо его стало суровым. Перед Барнардом сидел несгибаемый и беспощадный делец, который не желал больше тратить свое время впустую.
— Не думайте, что дело этим закончится, Дрейк.
Элли спасла меня. И я не позволю вам ее уничтожить.
— Убирайтесь вон, мистер Уэбб. Барнард ошеломленно потряс головой и направился к двери. На пороге он неожиданно обернулся:
— Вы бессердечный негодяй, Дрейк. Не сомневаюсь, что мать вас никогда не любила. С этими словами он вышел.
Николас крепко, до боли, стиснул кулаки, лежавшие на столе.
Мать.
Он отвернулся к окну, как будто таким образом можно было отвернуться от непрошеных воспоминаний.
Господи, мама…
Нью-Йорк, 1873 год
— Мама!
Маленький Николас влетел в открытую парадную дверь и резво проехался по выложенному черно-белой мраморной плиткой полу в прихожей. Ребята ждали снаружи. Они торопились в центр и не хотели пропустить омнибус. Николас намеревался отправиться вместе с ними.
Тед и Мейнард были старше его на два года. Им обоим было по четырнадцать лет. Николас знал, что родителям не нравились его новые друзья, и признавал, что не без причины. От некоторых их разговоров Николас только смущенно краснел. Но мальчишки часто ездили на рыбалку, а против этого он устоять не мог.
Мать, как всегда ослепительно красивая, стояла посредине мраморной лестницы, что мягкой дугой вела на второй этаж, и, не замечая Николаса , отрешенно смотрела перед собой. В своем золотисто-голубом платье она казалась сказочной феей. Николас с гордостью заметил, что на плечах у нее тонкий газовый шарф — первый его подарок, купленный на собственные деньги.
— Мама! — с беспокойством окликнул он ее снова. Вздрогнув, она обернулась к нему.
— Николас, вот ты где. Я как раз собиралась на улицу, — проговорила она и как-то неуверенно начала спускаться по лестнице. Николасу даже показалось, что она немного не в себе.
Мать направилась к выходу, но вдруг остановилась.
— Николас, пойдем немного пройдемся. Пообедаем где-нибудь, походим по магазинам. — Она разве что не умоляла, и глаза ее были полны безысходного отчаяния. Внезапное приглашение матери ошарашило Николаса. Все дни у нее были заполнены делами и приемами. Если он собирался что-нибудь сделать с ней вместе, то нужно было предупредить об этом загодя. Он бросил нетерпеливый взгляд в сторону двери. А как же Тед и Мейнард?
— Если мы поторопимся, то сможем даже погулять в парке, — добавила она с натянутым и неискренним смехом.
— Мам, я не могу, — поморщился Николас. — Я на рыбалку собирался.
— Ну вот, — вздохнула она. — Приятели и рыбалка. Дни невинного детства. Если бы я могла снова стать маленькой…
Николас удивленно посмотрел на мать:
— Значит, я могу идти?
— Конечно, можешь, — грустно рассмеялась она. — Конечно, милый. Удачной тебе рыбалки.
И прежде чем он ринулся за своими удочками, она выскользнула за дверь.
Когда Николас, усевшись на берегу и закинув удочки, начал увлеченно следить за поплавками, в душе у него закопошилось беспокойство. Ему все больше и больше становилось не по себе. До него вдруг дошло, что мать ушла из дома и даже не вызвала коляску. А она, сколько он себя помнил, никогда не ходила пешком. Куда же она могла отправиться посреди дня, да такая нарядная?
Николас, наплевав на рыбалку, подхватился и помчался на остановку омнибуса. Домой он добрался к двум часам. Через полчаса удочки были приведены в порядок и поставлены на место в шкаф. Пробило три, а мать все не возвращалась.
Он походил по дому, обошел каждый этаж, пока наконец не вышел наружу и не стал ждать на ступеньках парадной лестницы. Как никогда, ему хотелось, чтобы отец был сегодня дома. Но Николас знал, что это тщетное желание. Последнее время отец редко бывал дома. А когда приходил, то всегда был занят, раздражен и набрасывался с бранью на всех, кто неосторожно попадался ему под руку.
Было уже половина пятого, когда к ограде подкатило незнакомое лакированное черное ландо, запряженное великолепными лошадями. Открылась дверца, и на тротуар ступила мать. Она молча плакала… При ярком свете послеполуденного солнца он ясно видел, как по ее щекам струятся слезы.
