с другого конца.
— Не знаю, на дороге нас встретили и давай за нами гнаться, а мы бежать.
— Даже любопытно, и где ж здесь дорога, на которой вас могли встретить, — хмыкнул Миронег.
— Там, где-то, — указала назад Услада.
— И ты их даже и не знаешь?
— Нет.
— И почему за тебя горсть серебра предлагали, тоже не ведаешь?
— Нет.
— Так к Ингварю тебя вести? — захлопнул словесную западню Миронег.
— К какому Ингварю? — дрогнувшим голосом спросила девчонка.
— Значит так, — резко остановился бортник, — я из-за тебя чуть Богу душу сегодня не отдал, лучший топор потерял, дощаник добрый прозевал, я уж не говорю, что туеса не мои были, у Елицы одолжил, теперь за них плешь проест.
— А что ж ты свои не сплел? — неожиданно выдала девка.
— Кто эти люди, и зачем за вами гнались?! — рявкнул Миронег. — И почему тебе к князю Ингварю надобно? Тебе же к нему надобно?
— Не знаю я никакого Ингваря, и мне к нему не надобно, — простонала Услада.
— А вот дед перед смертью сказал, что именно туда и надобно тебя свести, то как?
Услада снова притихла.
— И воины случайно на вас набрели? А теперь стерегут из-за прелестей твоих?
Да как же с ней тяжело! Вообще с бабами тяжко, одна маета.
— Что им от тебя надобно? — с напором произнес Миронег. — Почему я вообще тебе помогать должен, ежели ты даже объяснить ничего не желаешь?
— Они думают, что я воровка, — сухо проговорила Услада.
— И что укра-ала? — недоверчиво протянул Миронег.
— Ничего я не крала! Да я никогда чужого не брала, — с жаром проговорила Услада. — Просто у княжны бусы пропали, а у меня такие же, но я не брала, это мои.
— Бусы из горючего камня? — вспомнил смоляные камешки Миронег.
— Да.
— Ежели не крала, так откуда у тебя взялись? — Миронег поднял ветку, чтобы пропустить девчонку и сам нырнул в гущу орешника.
Где-то здесь был ручей, надобно по дну пройтись, запах сбить. Бортник втянул носом, пытаясь почувствовать свежесть воды.
— Мне жених подарил, — совсем тихо проговорила Услада.
— И где ж тот жених, почему не вступился за тебя?
— Бог его прибрал, — сдавленно всхлипнула девчонка.
Ой, разревется сейчас. Довел. А что делать-то?
— Княжну как звать? — отвел от грустных воспоминаний Миронег.
— Предслава, Изяслава Пронского сестра. А дядюшка Военег сказал, что никто разбираться не станет, бежать надобно. Мы и побежали, а за нами другого брата княжны, Глеба, люди погнались. А мы все шли и шли, шли и шли. А есть хотелось, а мы в весь одну забрели, хлебушка купить, а селяне нас видать и выдали, потому что дядюшка Военег погоню почуял. Да мы на лодочке по Цне поплыли, а потом все лесом, да думали, что оторвались. А они нас у переволоки ловить. А мы снова бежали, — Услада начала рыдать.
— Ну-ну, чего теперь реветь? — осторожно коснулся девичьего плеча Миронег. — Теперь понятно, зачем дядька твой тебя под крыло Ингваря вел, братцы двоюродные-то не ладят, авось укроет.
Услада согласно кивнула. Так-то, конечно, складно, но, чтобы из-за бус столько суеты? Хотя кто их знает, говорят Володимиричи упертые. И что теперь делать? Появляться пред очами Ингваря Миронегу совсем не хотелось, а ну как узнает? Хотя, ежели бы узнал, наверное, его отроки уж наведались бы на пасеку. Несколько седмиц Миронег ночевал в шалаше поодаль от усадьбы, чтобы не быть застигнутым врасплох, но никто не появился, и бедовый бортник вернулся в любимую землянку. А все ж пред очи грозного князя озорнику совсем не хотелось, может, чуть позже, как подзабудется.
— Я тебя сейчас к Ингварю не поведу, — предупредил Миронег. — Мне мед сбирать надо, запасы на зиму делать, жито прикупить. Опять же козы, куда их бросать, раньше зимы не вырвусь. Ежели тебе спешно надобно, то, как из Большой верви к Вороножу соберутся, то с нашими смогу пристроить, они доведут до стольного града Ингварева.
— Мне спешно не надобно, — отозвалась Услада, — совсем не надобно. Я теперь вообще не знаю, куда мне надобно, — и она заревела, вздрагивая щуплым тельцем. — Пропала я. Нет меня.
— Чего это нет? Не гневи Бога. Вот идешь — жива-здорова.
— А дальше что?
— Сначала выбраться из западни нужно, а там уж поглядим.
И Миронег решительно зашагал меж могучих дубов. Девчонка побрела за ним. Лес становился только гуще. Другой бы заплутал, но бортник был своим лесным жителем, его не собьешь. Вот и ручей. Беглецы разулись и, обжигая ноги ледяной водой, прошли несколько десятков шагов, потом, обтерев мокрые ступни травой, отправились дальше.
— Чего опять молчишь? — кинул спутнице через плечо Миронег, заскучав.
— А чего говорить? — отозвалась Услада.
— Ну, хотя бы спроси, как маня прозывают, — с легкой обидой проговорил он.
— Как тебя, муж добрый, прозывают? — вежливо обратилась девчонка.
— Миронегом, а во Христе Мироном нарекли, так вот. Бортник я, –добавил он не без гордости.
— А куда мы идем?
— К дому, усадьба у меня в лесу, а потом в вервь тебя пристрою, негоже девке с мужем в одной избе быть.
— А твоя жена браниться не будет, что ты меня приведешь? Елица, то жена твоя али сестрица? — начала сыпать вопросами осмелевшая Услада.
— Не женат я, — кашлянул Миронег.
— Почему? — удивленно выдохнула девка.
— То не твое дело, — огрызнулся Миронег. — Елица, то жена моего дружка. Пошли уже. Трещишь, что сорока.
— То спрашивай, то трещишь, — фыркнула Услада и упрямо затихла.
«С характером, а на вид тихоня. Ой, чую, рванула она эти бусы у раззявы-княжны, а по-другому с чего бы так далеко за ней ватажникам бежать? Дойдем, чего поценнее припрятать надобно, мало ли чего».
Без дощаника реку пришлось переходить вброд. С первыми робкими лучами солнца путники прямо в одёже полезли в теплую
