Он понял, что после этого у него нет выбора. Если даже он еще раз прикажет Иокасте держаться подальше от Томазины, это ничего не даст. Он должен поговорить с самой Томазиной.
Теперь, сказав все, что хотел сказать, он должен был бы уйти, но ее вопрос и упрямое выражение ее лица вновь повергли его в смятение. Придется выслушать, что ей стало известно.
Ник сел на пол рядом с подушкой и прислонился спиной к балюстраде. Томазина тотчас устроилась так, чтобы видеть его лицо, однако на галерее было достаточно темно, чтобы Ник не боялся выдать себя случайной улыбкой.
– Ты, однако, долго ждала, чтобы спросить об этом, – заметил он.
– Я просто долго ничего не помнила.
И она принялась, стараясь быть спокойной, пересказывать ему свой ночной кошмар. Вскоре и Нику стало не по себе. Он понял, что Томазина напугана не только сном, но и тем, что случилось девять лет назад. Ему не хотелось вспоминать ту маленькую девочку, но он не мог не признать, что когда Томазина жила в Кэтшолме, она была такой же чистой и простодушной, какая сейчас Иокаста. Матушка права. Маленькая Томазина не имела ничего общего со своей матерью.
– Я не знаю, кто был этот мужчина, но я уверена, что он был. И даже больше того. Я могу вспомнить еще кое-какие подробности той ночи. Три голоса мешали мне спать. Мама ссорилась не с одним, а с двумя мужчинами.
Неожиданно Томазина схватила Ника за руку, напугав его так, что он едва не отпрянул от нее. Глаза ее, черные в полутьме, сверкали. Он видел в них слезы. Ему вдруг захотелось обнять ее и прижать к себе, но он устоял перед этим порывом.
– Один из них пытался ее убить, – хрипло произнесла Томазина. – Пожалуйста, Ник, расскажи мне, что было той ночью!
– Меня тогда не было в Кэтшолме.
Разочарованная Томазина торопливо выпустила его руку. Она, казалось, была смущена своей смелостью и старательно избегала его взгляда.
– Томазина, это был несчастный случай.
– Откуда ты знаешь? Ты же только что сказал, что уезжал!
Вспоминая тот день, Ник не знал, то ли радоваться ему, то ли печалиться. В то же время он готов был уехать куда угодно, лишь бы подальше от скандалов с женой. Он не находил общего языка ни с ней, ни с отцом, да и между его родителями то и дело пробегала черная кошка.
– За неделю до того дня я уехал в Драйтвич за солью. Оттуда мне надо было в Уорикшир – договориться насчет угля. Я ничего не знал о том, что случилось с Лавинией, а когда возвратился, вас уже не было.
– Но тебе ведь что-то рассказывали! Пожалуйста, Ник! Вспомни хоть что-нибудь!
Не желая помогать дочери Лавинии, Ник долго молчал. Как она волнуется… и как будто искренне. Вновь он подумал, что, быть может, ошибся на ее счет.
– Не помню я ничего… Говорили, что она вроде бы поскользнулась, упала с лестницы на камни и переломала себе ноги.
– Не то, это все не то! – стояла на своем Томазина. – Это не был несчастный случай.
– Томазина, ты видела сон. Если на твою мать покушались, почему она никому ничего не сказала? Лавиния Стрэнджейс была не из молчаливых.
– А у нее был любовник?
Глаза Томазины горели непонятным Нику огнем. Он промолчал. О некоторых вещах лучше не говорить.
– Ник, там было двое мужчин! Ты должен знать мужчин в Кэтшолме, которые могли спорить из-за нее или с ней!
– Зачем ворошить старое? Не стоит ковырять зажившие раны.
– Ник, тот, кто столкнул ее, хотел убить и меня! Я думаю, он убил бы нас обеих, если бы смог. Но ему помешали. Может быть, мама закричала и кого-то разбудила.
– Ну, ты уж придумаешь! Лавинию нашел мой отец, и рядом никого не было.
Ник отмел подозрение, что у его отца тоже была причина покончить с Лавинией. Он стоял на своем: если бы на Лавинию было совершено покушение, она бы обязательно об этом рассказала. Она бы все сделала, чтобы этого человека повесили за преднамеренное убийство… если только она видела, кто ее столкнул.
Нику стало неловко, что он столько значения придает сну, ведь это всего лишь игра воображения.
– Я ничего не помню после того, как он подошел ко мне…
Томазина в отчаянии закрыла лицо руками. Она поникла. Куда только делась ее горделивая осанка?
Нику опять стало ее жалко, но он не позволил себе расслабиться. Правда, пока он смотрел, как она рыдает, в его душе опять началась борьба. А что, если он неправ? Если она такая, какая есть? Могла же она не знать о вероломной натуре своей матери…
Жалея ее, он все же не доверял ей и не позволял себе коснуться ее, но не сомневался, что она убеждена в правдивости своего сна. Возможно, она и права… Кто-то в самом деле мог пытаться убить ее мать. Но у Ника не было никакого желания искать убийцу. Какая теперь-то уж разница? Чем это поможет мертвой Лавинии… или ее дочери?
Наконец Томазина перестала плакать и убежденно заявила:
– Я не могу уехать из Кэтшолма – по крайней мере, пока не узнаю правду.
– А вдруг тебе не понравится то, что ты узнаешь?
Она дернула головой.
– Не хочу я никаких тайн! Матушка умерла, ей теперь все равно.
– А тебе разве нет? Зачем тебе ворошить ее темное прошлое?
Ник подумал, что ему тоже, возможно, не все равно. Но некоторые тайны лучше не трогать.
– Что это ты вдруг так заботишься обо мне?
– Неплохой вопрос, – усмехнулся Ник. – Мне все-таки не хочется, чтобы ты сама накликала на себя беду.
– Я все узнаю! – упрямо заявила она. – С твоей помощью или без, но я все узнаю!
Ник понял, что не может защитить ее от разочарования. Ну что ж, пусть тогда узнает, что ей суждено знать.
– Твоя мать была любовницей Джона Блэкберна! – вдруг выпалил Ник. – Она стала ею вскоре после твоего рождения. В Кэтшолме все об этом знали.
– Я не знала.
– Ты была маленькой.
– Ты тоже.
– Я на восемь лет тебя старше. И я – мужчина.
– Это уж точно.
Он был рад, что она не видит его в темноте. Вглядываясь в ее лицо, он понял, что она довольно спокойно восприняла это событие. Или она все-таки врала ему, что ничего не знала о любовной связи своей матери?
Ник обозвал себя дураком. Вечно он дает слабину в присутствии женщин по фамилии Стрэнджейс! Но он не мог обидеть Томазину. А вот она разобьет его сердце, если только он ей позволит!
– У нее были еще любовники? – настойчиво допрашивала его Томазина. – Кто еще мог ссориться с ней в ту ночь?
Костяшками пальцев Ник потер переносицу. Они вступали на опасную почву, но не отвечать он не мог. Если его слова огорчат её – что ж, так тому и быть. Она сама напрашивалась па это.
– Все, у кого были на месте глаза и мозги, знали, что твоя мать не из однолюбок.
Томазина стоически перенесла этот удар по ее самолюбию.
