До этого мгновения.
— Да, хочу, — снова повторил он, больше для виконтессы, чем для себя.
Она нахмурилась.
— Она может не согласиться.
Уильям испытал сильнейшее головокружение, когда подумал о том, что заполучит полное право касаться ее всякий раз, когда ему захочется это.
Святые угодники, миг, о котором он даже не смел мечтать!
— Согласится.
Шарлотта должна была согласиться, потому что он не оставит ей выбора.
Виконтесса вдруг загадочно улыбнулась.
— Тогда вы просто не знаете мою дочь.
Уильяму было не по себе услышать такое. Он знал Шарлотту с тех пор, как стал выводить Лидию, но… Но что точно он знал о ней?
Это ему и предстояло выяснить.
Боже правый, если бы только он знал, какая у нее нежная кожа, какой дивный стан, и какие волшебные губы! И, кроме того, он должен был поступить по совести. Не потому, что Шарлотта была подругой его сестры. Шарлота была из благородной семьи, которую он знал, девушка, чью репутацию он не мог, не осмелился бы поставить под сомнение. Она не заслуживала подобного отношения. Тем более после того, как спасла ему жизнь.
— Это не мешает мне настаивать на своём.
Виконтесса вздохнула.
— Тогда… Если вы убедите ее и если она согласится, так тому и быть, но… — Она нахмурилась. — Она не согласится.
Уильям напрягся. Что за черт? Почему виконтесса так уверена в этом? Ее слова раздражали его и бесили сверх меры.
— Согласится, — уже не так уверенно произнес он, ощущая что-то неладное. — Я могу с ней поговорить?
Виконтесса покачала головой.
— Думаю, для одного дня достаточно. Ей нужно время, чтобы прийти в себя. Приходите завтра.
Уильям не хотел уходить просто так, не закончив разговор и не решив главное.
А главное заключалось в том, что он собирался попросить Шарлотту стать его женой, потому что этого требовал не только его джентльменский кодекс, но и отчаянное желание, которое она вызвала в нем. Такое сильно, что он уже не мог думать ни о чем.
— Хорошо, я вернусь завтра и поговорю с Шарлоттой. В два часа. — Он направился к двери, но у порога остановился и обернулся. — Где сейчас ваш супруг? Виконт ведь в отъезде?
Виконтесса кивнула.
— Да, сейчас он в Брюсселе, уехал по делам Парламента.
Господи, опять этот Парламент, военные интриги и тайны! Он уже был сыт тем, что позволил вовлечь себя в интриги с леди Хартли.
— Когда он вернётся? Я должен поговорить с ним.
Виконтесса выглядела непривычно расслабленной и даже подозрительно спокойной, будто уже знала, какой исход может быть у всей этой затеи.
— Он вернется к концу месяца. — Взгляд ее стал серьезным. — Если до этого вы решите свои разногласия с Шарлоттой, мы разрешим вам жениться на ней.
Сердце Уильяма тревожно забилось в груди.
— Я справлюсь намного раньше, — заверил он и ушел, но уже не ощущал былой уверенности.
Будь всё неладно, но его сердце было не на месте, когда он думал о Шарлотте. Потому что ему не только предстояло уговорить ее выйти за него замуж. Было в словах ее матери нечто такое, что заставляло его нервничать. Будто Шарлотта действительно могла отказать ему. Но какие у нее могут быть причины? Он поцеловал ее, она ответила ему, взяв его лицо в свои ладони, самый удивительный момент его жизни! А потом их застали вместе. Он просто обязан был спасти ее репутацию, этого требовал его джентельменски кодекс.
Неужели было нечто такое, почему она могла отказать ему?
Уильям вздрогнул. Если это так, тогда… у него просто не было выбора, потому что… он не собирался отпускать ее. Пусть даже не думает об этом!
Глава 7
Шарлотта металась по гостиной, пока дверь не отварилась и внутрь не вошла ее мать. Она была так взволнована, сердце билось так неистово, что едва не выпрыгнуло из груди.
Господи! Это было… Невозможно.
Она не ждала его, даже представить себя не могла, что Уильям приедет к ней домой. И тем более захочет поговорить с ней. Прошло уже десять дней, он должен был позабыть о произошедшем и жить дальше прежней жизнью.
Но он не просто пришел. Они сидели и разговаривали, как цивилизованные люди. Он поблагодарил ее за то, что она сделала. И это почему-то отозвалось глухой болью в ее сердце, как будто она могла бы поступить иначе, а потом…
Земля перевернулась, и она оказалась в его объятиях. В том месте, где никогда не ожидала оказаться вновь. У нее едва не погибло сердце, когда Уильям вплотную приблизился к ней. Его глаза мерцали, потемнели, став почти черными. Они притягивали ее так сильно, что она не могла пошевелиться. Не могла унять жгучей тоски по нему, которая мгновенно охватила ее. Боже, она не видела его целых десять дней, боялась, что с ним могло что-то случиться, но он был цел и невредим. Стоял перед ней и смотрел на нее так, будто на всем белом свете не существовало никого, кроме нее.
А потом он посмотрел на нее губы.
И мир перестал существовать для нее.
Когда он обнял ее, не было для нее ничего естественнее, чем прижаться к нему в ответ, потому что… Даже не думала, как отчаянно хочет, чтобы он обнял ее. У нее заныло сердце, когда он прижал ее к своей твердой груди. Боже правый, Уильям! У нее с такой болью сжалось сердце, что она едва не расплакалась. Потому что никогда не думала, что он еще когда-нибудь обнимет ее, захочет обнять.
И уж тем более не думала, что снова ощутит его губы на свих губах.
Но когда он прижался к ней своими губами, теплыми и уже знакомыми, Шарлотта поняла, что не сможет отпустить его, даже если небеса на самом деле рухнут на нее. Они и рушились, но ей уже было всё равно.
Ей было важно только то, что он обнимал ее, именно ее, что касался ее, что хотел поцеловать ее. Только ее. Господи, она едва не умерла от упоения, когда он снова принялся ласкать ее губы в том ритме, в котором ласкал в прошлый раз. Оцепенение медленно сменилось жаром, а потом он проник к ней в рот своим языком и мир взорвался вокруг них яркими огнями. Он пил ее, а она отдавала ему всё, что только имела, тянулась к нему так, будто умирающая от невыносимой жажды. У него были самые волнительные, самые страстные и самые нежные губы на свете. Чем больше он целовал ее, тем сильное она дрожала. Что-то густое и горячее поднималось из самых недр ее существа. Если в прошлый раз шок помешал ей разобраться во всем этом, теперь она, уже немного знавшая силу его поцелуя, просто утонула в нем, начиная гореть.
Ей было жарко, так мучительно жарко, что она боялась сгореть. Когда он притянул ее к себе еще ближе, она ошеломленно ощутила рядом с собой его большое, напряженное тело. Но даже тогда не могла оторваться от него. Не могла перестать целовать его, погрузив пальцы в его мягкие, каштановые волосы. Сердце больше не подчинялось ей, забившись в совершенно ином ритме. Она задыхалась и хотела, чтобы это никогда не заканчивалось, потому что ничего удивительнее она в жизни не испытывала.
А когда изумление прошло, когда поцелуи Уильяма стали более настойчивыми, жар сменился чарующим удовольствием, от которого закружилась голова и задрожали колени.
И именно в тот момент Джонатан прервал их.
Если бы не он, Шарлотта с ужасом поняла, что не смогла бы отпустить Уильяма. И даже представить не могла, что произошло бы потом.
Боже, это было незабываемо!
И ужасно. Так ужасно, что ей хотелось провалиться сквозь землю, потому что она даже не думала, что до такой степени сумасшедшая и не владеет собой.
Когда Харриет взглянула на дочь, Шарлотта остановилась, как вкопанная, и почувствовала, как от страха у нее леденеют пальцы.
— О чем вы говорили?
Лицо матери было таким серьезным, что ей стало не по себе. Харриет закрыла дверь малой гостиной, в которой скрылась Шарлотта, подошла к дивану, но не присела, внимательно глядя на дочь.
— Ты позволила ему поцеловать себя?
Шарлотта застыла, ощутив, как щеки начинают предательски гореть. От стыда ей действительно захотелось провалиться сквозь землю. Еще и потому, что даже сейчас, глядя на мать, она не ощущала сожаления о том, что сделала, что поцеловала Уильяма, хотя должна была остановить его. Должна была… Она должна была думать прежде, чем терять голову. Но как же трудно думать, когда в голове не остается ни одной связной мысли. Даже сейчас губы ее горели, а сердце неистово стучало в груди, грозя лопнуть прямо там, будто Уильям отошел от нее секунду назад.
