нравится ваша компания?
– Вы хорошо меня узнали.
От его шуток внутри меня щекотали бабочки, и я наслаждалась, желая, чтобы это не закончилось.
– Хорошо, я признаю. Вы более, чем хороший.
Он рассмеялся:
– Я вижу, что вы весьма искусны в комплиментах.
– Да, я готова льстить вам в любое время, когда это нужно.
Мы немного поговорили о мелочах, потом большей частью о его жизни
с герцогом Ривенширским и о его друзьях: сэре Деррике и сэре Беннете, о его
последних годах, проведенных в сражениях на границах страны.
То ли от приятного разговора, то ли от эля, по всему телу растеклось
приятное чувство комфорта и уюта, усиливающиеся от жара небольшого
костра. Коллин замолк и перевернулся на спину, всматриваясь в просторы
неба, я не смогла удержаться от желания убрать прядь волос с его лба. Но тут
же отдернула руку в смущении. Он придвинулся ближе и положил голову
мне на колени, вытянулся, скрестил руки на груди и глубоко вздохнул:
– Ах, так намного лучше.
– Значит, я буду вашей подушкой, милорд? – Поддразнила я, мои
пальцы снова дернулись от желания поправить ему волосы.
Я взглянула на Уильяма, который сидел у двери башни рядом с
маленькой жаровней. Хотя он не смотрел на нас и не мог слышать наш
разговор, все же я чувствовала его внимание.
– Ну да, – широко раскрытые глаза Коллина устремились в небо. –
Разве вы не знаете, почему я похитил вас? Мне понадобилась подушка для
ночных пикников.
– Ааа, теперь все сходится.
Я пыталась сдержать дрожь удовольствия от его близости, но не
получалось. И как бы я ни сопротивлялась, моя рука все равно потянулась к
его волосам и прикоснулась к ним. Он закрыл глаза и повернулся ко мне.
Я аккуратно убрала пряди с его лба. От ощущения шелка его волос под
пальцами внутри все затрепетало:
– Уверена, всех дам, которых вы похищаете, превращаете в подушки.
– Как вы догадались?
Сколько дам он любил за эти годы? Моя рука замерла:
– Вы со всеми своими гостями устраиваете ночные пикники в башне?
Он открыл глаза и резко остановил на мне взгляд, отчего мое сердце
застучало.
– Вы ревнуете?
– Вот еще!
Я стала убирать руку, но он остановил меня:
– Признаюсь – вы первая леди, которую я привел сюда.
– Правда? – Я перестала сопротивляться, жалея, что не смогла
справиться со своим внутренним смятением.
– Вы также первая леди, которую я превратил в подушку.
Мои напряженные мышцы спины расслабились.
– Вы довольны?
Я улыбнулась:
– Может быть.
– Итак, теперь, когда я признался вам в своей беспорядочной любовной
жизни, ваша очередь делать признания.
– В чем бы вы хотели, чтобы я призналась?
Я поддалась искушению скрутить тонкую прядь его волос между
указательным и большим пальцами.
– Вы когда-нибудь были влюблены?
Несмотря на то, что вопрос прозвучал беззаботным тоном, глаза
внезапно стали серьезными. В первое мгновение мне захотелось подразнить
его, пытаться заставить ревновать. Но для чего?
– Я никогда даже не думала влюбиться. Как я могла?
Он долго изучал мое лицо, согревая меня своим пристальным
взглядом. Это что – жалость?
– Почему? – Тихо спросил он. – Расскажите мне все.
Его искренность подкупала, и я почему-то была уверена, что могу ему
доверять. Я проглотила горечь, которая всегда поднималась, когда я думала о
своем прошлом. И начала рассказывать. Все.
Я рассказала ему о том дне, когда мой дядя – сводный брат моего отца, въехал в замок Уэссекс со своим сыном и своей армией. Как мы были
уверены, что это дружеский визит, пока он не вошел в ворота и не окружил
нас, заставляя выходить с пустыми руками. Он пообещал оставить отца в
живых, если тот возьмет новое имя и не доставит хлопот. Тогда еще я не
знала, что мой дядя использовал меня в качестве инструмента для
переговоров, угрожая отобрать меня у отца, если тот не выполнит его
требования.
Мы с отцом много лет жили в глухой деревне в отдалении, не
опровергая слухи о его смерти. Он жил как крестьянин и работал кузнецом.
Мне было всего десять лет, и я без труда приспособилась к своей новой
жизни и полюбила людей в нашей деревне. Я думала, что мой отец тоже был
счастлив. Я мало что знала, но оказалось, что все эти годы он тайно
планировал восстание, особенно когда жадность дяди стала требовать все
больше жертв. Дядя поднял налоги, и жизнь крестьян стала невыносимой. Он
отбирал дома и средства к существованию у тех, кто не мог удовлетворить
его растущие требования. В отчаянии многие начали заниматься охотой на
его земле. Законы дяди ужесточились, а страдания людей усилились.
Потребность в восстании росла. Как наследник Уэссекса, мой отец
всегда относился к своим людям по-доброму. Он пообещал, что, если они
помогут вернуть ему владения, то он сделает все возможное, чтобы
облегчить их страдания. Восстание длилось несколько недель. Но, в конце
концов, обученные и хорошо вооруженные солдаты дяди победили
повстанцев. Мой отец был смертельно ранен и лежал, истекая кровью, на
грязном полу нашего соломенного крестьянского дома. К тому времени мне
исполнилось пятнадцать лет. Лучший друг моего отца и самый отчаянный
воин – Бульдог был вынужден связать меня, пинающуюся и вопящую, и
утащить. Если бы я осталась дольше, люди дяди схватили бы и меня. И меня
ждало бы то же, что и отца: жестокие пытки и смерть. Бульдог пообещал
отцу, что увезет меня в безопасное место и укроет. Из города в город мы
распространяли слухи, что я умерла от болезни незадолго до захвата отца, и
молились, чтобы обман сработал. Бульдог даже выкопал могилу, на случай, если моему дяде понадобятся какие-то доказательства.
– С тех пор я живу в лесу, – закончила я.
Мои плечи поникли, а голова опустилась – воспоминания о прошлом
тяжело давались мне.
– Значит, вы живете в лесах два, почти три года? – Спросил он
хриплым голосом, с яростью на лице.
Я кивнула:
– Но я выжила. Бульдог научил меня всему, что знал. И теперь я
сильнее многих мужчин.
– И вам пришлось воровать, чтобы выжить, – с горечью произнес он.
Мои распущенные волосы падали мне на плечи и закрывали лицо, пылающее от стыда. Были времена, когда я понимала, что мой отец вряд ли
гордился бы грабителем, в которого я превратилась. Несмотря на все
испытания и трудности, он никогда не прибегал к воровству или нарушению
закона. Он всегда настаивал на том, что надо поступать правильно, так, как
угодно Богу. Но куда привели его благородные порывы. Вместо гнева и
ненависти к дяде и Эдгару, и горечи, меня одолевало лишь чувство пустоты.
И грусти.
Вздохнув, я хотела встать, но Коллин потянулся к моему лицу, и
обхватив ладонями мои щеки, заставил смотреть на него сверху вниз.
– Поступок брата вашего отца чудовищен. – Его глаза отсвечивали
суровым металлом. – Позвольте мне помочь вам в борьбе с вашим дядей и
вернуть то, что по праву принадлежит вам.
Я покачала головой. Кошмары все еще преследовали меня: изуродованное тело моего отца, ужасы, которые я видела потом. Дядя не
ограничился пытками: он устроил показное сжигание захваченных им
крестьян, осмелившихся участвовать в восстании. Я наблюдала вместе с
Бульдогом и Тэтчем, прячась в лесу, молча крича от мучительных стонов
своих друзей и соседей. Снова стать свидетелем жестокости?
– Так безопаснее, – сказала я тихим голосом. – Мне и моим друзьям
ничего не угрожает, пока мой дядя считает, что я мертва.
Коллин покачал головой:
– Мы должны бороться.
– Нет.
– Я могу собрать большую армию. Я призову герцога Ривеншира.
