неучтивым, вслушивался в хрипловатый голос, негромкий, но явно голос человека, привыкшего, чтобы ему подчинялись, и никак не мог понять: кого же ему напоминает господин де Труа? Кого-то, кого он знал очень мало, но этот человек оставил после себя неизгладимое впечатление. Кого-то, кто был старше его… кто годился ему в отцы…
Раздавшийся поблизости топот копыт сбил Леона с мысли, и он, вскинув голову, встретился взглядом с, пожалуй, самой очаровательной девушкой из всех, что он когда-либо видел.
Если черноволосая и бледная Аврора Лейтон была похожа на луну, мрачно белеющую в темноте беззвёздного неба, то эта девушка, без сомнения, была солнцем, освещавшим омытую ночным дождём землю. Хрупкая и изящная, она была бы похожа на фарфоровую статуэтку, если бы у фарфора мог быть такой оттенок — светло-персиковый. На щеках пылал здоровый румянец, черты незнакомки были мягкими и нежными, точно нарисованными акварелью, серые глаза с едва уловимым оттенком зелёной весенней листвы смотрели слегка удивлённо, а по бокам этого прелестного личика падали прекрасные рыжие локоны, имеющие красноватый оттенок. Довершали картину светло-коричневый костюм для верховой езды и серая в яблоках кобылка, на которой всадница держалась исключительно грациозно.
— Позвольте представить, — Жюль-Антуан с едва уловимой гордостью указал в сторону девушки. — Люсиль де Труа, моя племянница.
Леон и Бертран молча поклонились, впечатлённые красотой девушки, исходящей от ней свежестью и едва заметным сиянием. Люсиль поклонилась в ответ, при этом щёки её сильнее запылали от смущения — похоже, она не привыкла к вниманию мужчин. Дальше все четверо ехали вместе, спокойным шагом. Как-то так само собой получилось, что дядя держался с одной стороны от Бертрана, а племянница — с другой, при этом она оказалась между Бертраном и Леоном.
Бертран громогласно расхваливал местные красоты, кухню и вино, подобного которому не сыскать во всём мире, Жюль-Антуан сдержанно кивал, Люсиль ехала молча, восторженно глядя то на Железную Руку, то на дядю. Иногда она поворачивалась к Леону, ловила его взгляд и каждый раз улыбалась. Улыбка освещала её лицо, делая его ещё более нежным и сияющим, и Леон всякий раз невольно улыбался в ответ. Мысленно же он отчаянно пытался сообразить, кого ему напоминает это ангельское создание (вот у кого поистине ангельская красота!).
Всё дело в волосах, это он понял быстро. Когда-то он знал женщину с такими же огненно-рыжими волосами… хотя в них, пожалуй, не было красного оттенка. Ах, злые причуды памяти! Леон прекрасно представлял вьющиеся рыжие пряди, даже ощущал исходящий от них тонкий и чарующий запах духов, но лицо, фигура, голос и имя незнакомки уходили от него, растворялись, исчезали во тьме. Одно он знал точно — эта рыжеволосая женщина не была ему ни сестрой, ни подругой, не была она и ангелом, сошедшим с небес. Нет, их связывало что-то другое, что-то более мрачное, какая-то тёмная тайна.
За разговором они доехали почти до замка Бертрана. Радушный хозяин предлагал им заехать к нему прямо сейчас, но Жюль-Антуан вежливо отказался, сославшись на то, что племянница недавно переболела и ей вредны долгие прогулки. На взгляд Леона, девушка выглядела вполне здоровой, однако он не стал спорить с де Труа, который и так посматривал на него как-то косо. Бертран, желая на прощание то ли подать новому знакомому руку, то ли отдать честь, взмахнул правой рукой, но поводья запутались вокруг неё, а высвободиться, не имея возможности двигать пальцами, было сложно. Ругаясь сквозь зубы, он попытался сквозь перчатку нащупать рычажки, менявшие положение пальцев.
Леон хотел помочь ему, но Люсиль оказалась проворнее. Лёгким движением ног послав свою кобылку вперёд, она подъехала ближе к Бертрану и быстро распутала поводья, высвободив конечность. При этом пальцы её сквозь перчатку ощутили холодное железо, и глаза девушки испуганно распахнулись.
— Боже, что у вас там, сударь?
— Вот спасибо, добрая душа! — громогласно возвестил де Мармонтель, вскидывая руку, и эта фраза тоже отозвалась в Леоне неясным воспоминанием, но тут Бертран стащил перчатку, и девушка громко ахнула, а её дядя присвистнул.
— О, да это работа первоклассных мастеров! Вот почему вас называют Железной Рукой, а не только из-за того, что вы железной рукой управляете своими землями!
— Ну что вы! — Бертран искренне расхохотался. — В моих землях каждый делает что хочет, я же, дай Бог, лишь присматриваю за этим! Нет, своим прозвищем я обязан проклятым испанцам да тому мастеру, что изготовил мне этот протез!
— Ох, но вам, должно быть, было очень больно, когда вы лишились руки! — воскликнула Люсиль, её зеленоватые глаза глядели на Бертрана с ужасом и восхищением. Леон даже близко не держал в голове каких-либо мыслей на её счёт, но его неприятно кольнуло в сердце, и вдруг подумалось: будет ли когда-нибудь кто-нибудь смотреть на него так же? «Дурак!» — тут же обругал он себя. «Чему завидуешь? Хочешь так же лишиться руки? Где ты найдёшь мастера, который сделает тебе столь же искусный протез?».
— Ну, многим приходилось ещё хуже! — Бертран махнул в воздухе железной рукой — Люсиль следила за её движениями как заворожённая. — Кто-то лишился ноги, а то и обеих, кто-то глаза или носа, кому-то вообще оторвало голову… Впрочем, все эти подробности не для юной мадемуазель, — спохватился он, увидев, как побледнела девушка.
— Это уж точно, — заметил Жюль-Антуан, кинув на него неприязненный взгляд. — Вам ещё повезло, господин де Мармонтель, что вы остались живы и теперь можете демонстрировать столь эффектные трюки, — он кивнул на протез. — Мне тоже приходилось бывать на войне, и я видел, что она делает с людьми. Ну что ж, — он повысил голос и натянул узду, крутанувшись на месте. — Возможно, мы с Люсиль как-нибудь воспользуемся вашим любезным приглашением и заедем к вам в гости, но сейчас нам пора.
— Непременно воспользуйтесь! — Бертран вскинул железную руку. Де Труа снова, как и при знакомстве, взмахнул шляпой, его племянница, всё ещё не отрывавшая взгляда от Бертрана, помахала рукой. Леон поклонился, чувствуя себя ненужным и лишним, ведь уезжавшие даже не обратили на него внимания. Он следил за огненной шевелюрой Люсиль, пока всадники не скрылись вдали, и лишь потом повернулся к Железной Руке.
— Какая девушка! — заметил тот, надёжнее зацепляя поводья за протез. — Просто весенний цветок, распустившийся в первые тёплые дни! А сколько доброты и участия!
— Это да, — пробормотал Леон, опуская глаза. — А вот дядя её мне не понравился. Слишком уж холодный и высокомерный, смотрит на всё как… Как столичный житель, для которого всё, кроме Парижа, — провинция, а то и вовсе деревня! Они ведь из Парижа приехали?
— Он
