Тусклый свет лампы, брызгающее перо — это уже было слишком после дневных трудов. Я сидела рядом с Дженни и с восхищением смотрела на крохотную распашонку, которую она шила почти невидимыми стежками.
Ее округлившийся живот вдруг зашевелился, когда его обитатель поменял положение. Я смотрела как зачарованная. Я никогда не была рядом с беременной женщиной на позднем сроке и не понимала, что происходит у нее внутри.
— Хочешь потрогать? — предложила Дженни, заметив, как я смотрю на ее живот.
— Не знаю…
Она взяла мою руку и решительно положила ее на свой живот.
— Вот здесь. Подожди немного. Скоро он опять толкнет. Им не нравится лежать на спине. Им так неудобно, и они начинают двигаться.
Как бы в подтверждение ее слов удивительно сильный толчок поднял мою руку на несколько дюймов.
— Боже! Какой он сильный! — воскликнула я.
— Ага, — Дженни с гордостью похлопала по животу. — Он будет здоровый, как его брат и папа.
Она улыбнулась Айену, чье внимание моментально переключилось с лошадей на его жену и будущего ребенка.
— Или как его никудышный рыжий дядя, — добавила она, чуть повысив голос и подтолкнув меня локтем.
— Эй! — Джейми поднял голову, оторвавшись от счетов. — Ты это мне говоришь?
— Интересно, на что он отреагировал? На «рыжий» или на «никудышный»? — тихо спросила Дженни, снова подтолкнув меня, и нежно ответила Джейми: — Нет-нет, дорогой. Мы просто подумали о возможности, что новорожденный может, к несчастью, быть похожим на своего дядю.
Дядя усмехнулся, подошел и сел на подушечку. Дженни любезно подвинула ноги, потом положила их ему на колени.
— Помассируй их, Джейми, — попросила она. — У тебя это получается лучше, чем у Айена.
Он подчинился. Дженни откинулась назад и закрыла глаза, наслаждаясь. Она положила распашонку на живот, который продолжал двигаться, словно протестуя. Джейми смотрел на живот, словно зачарованный, как я до этого.
— Тебе так неудобно? Кто-то делает сальто в твоем животе?
Дженни открыла глаза и поморщилась, когда живот вдруг изогнулся дугой.
— Мм. Иногда мне кажется, что моя печень вся в синяках от таких толчков. Но большей частью это приятное ощущение. Это как… — Она замолчала, потом усмехнулась, глядя на брата. — Трудно описать это мужчине, у которого нет соответствующих органов. Думаю, что не смогу сказать тебе, что такое вынашивать ребенка, как ты не можешь сказать мне, что чувствует мужчина, когда его ударили по яйцам.
— О, это я могу описать.
Он мгновенно согнулся пополам, схватился руками за пах, закатил глаза и издал ужасный, булькающий стон.
— Я правильно показал, Айен? — спросил он, повернув голову к смеющемуся Айену, который сидел, упираясь деревянной ногой в камин.
Его сестра носком ноги коснулась его груди и выпрямила его.
— Ну хорошо, дурачок. В таком случае я рада, что я не мужчина.
Джейми выпрямился, смахнул со лба волосы.
— Нет, правда, — сказал он, заинтересованный. — Разве у нас разные органы? Ты можешь это описать для Клэр? В конце концов, она — женщина, хотя еще и не вынашивала ребенка.
Дженни посмотрела оценивающе на мою диафрагму, и я почувствовала что-то внутри.
— Мм, может быть, смогу, — медленно проговорила она. — Ты чувствуешь, словно вся твоя кожа стала очень тонкой. Чувствуешь каждое прикосновение, даже прикосновение одежды. И не только к животу, но и к ногам, бокам, грудям. — Ее руки непроизвольно вторили ее словам, гладя батист под набухшими грудями. — Они стали тяжелые, налитые… и они очень чувствительны, особенно соски.
Она провела большими пальцами вокруг сосков, и я увидела сквозь ткань, как они напряглись.
— И конечно, ты становишься грузной и неуклюжей, — Дженни печально улыбнулась и потерла то место на бедре, которым она раньше ударилась о стол. — И места занимаешь больше, чем раньше. Но здесь, — руки ее, как бы защищая, коснулись живота, — кожа чувствительнее всего, конечно.
Она гладила свой большой живот, словно это была кожа ее ребенка, а не ее собственная. Взгляд Айена следовал за движением ее рук, которые двигались сверху вниз, снизу-вверх, разглаживая ткань на животе.
— Вначале это немного похоже на газы в животе, — сказала она, смеясь, и ткнула большим пальцем ноги в живот своего брата. — Вот здесь — словно пузырьки бегают в животе. Но с течением времени ты вдруг почувствуешь движение ребенка, и это похоже, словно рыбка трепыхнулась на крючке, но это ощущение мгновенное, и ты даже не успеваешь понять, показалось тебе это или нет.
Словно протестуя против таких слов, ее невидимый компаньон задвигался, выпирая то с одной стороны, то с другой.
— Думаю, ты сейчас права, — заметил Джейми, с удивлением следя за движениями.
— О да. — Она положила руку на выпуклость, словно успокаивая ребенка. — Знаешь, они могут спать несколько часов подряд. Иногда я даже пугаюсь, не умер ли, когда долго нет никакого движения. И тогда я пытаюсь разбудить его. — Она ткнула рукой в бок и тут же сильно ткнула в другой. — И ты счастлива, когда он снова толкает тебя. Но растет не только ребенок. К концу ты чувствуешь, что вся распухла. Это не больно… словно ты созрела и сейчас лопнешь. Возникает сильное желание, чтобы к твоему телу нежно прикоснулись.
Дженни больше не смотрела на меня. Ее взгляд был устремлен на мужа, и я знала, что для нее уже не было здесь ни меня, ни ее брата. Между нею и Айеном возникла такая связь, словно эти слова уже не раз были сказаны, но он не устал их слушать.
Дженни заговорила тише, а руки ее снова поднялись к грудям, тяжелым, манящим под легким лифом.
— А в последний месяц начинает прибывать молоко. Ты чувствуешь, как наполняешься понемногу, каждый раз, когда ребенок двигается. Затем груди вдруг набухают. — Она снова обхватила живот руками. — И боль исчезает, появляется захватывающее ощущение. А потом твои груди покалывает, словно они вот-вот взорвутся, если ребенок не высосет молоко.
Она закрыла глаза, откинулась, гладя свой большой живот снова и снова, ритмично, словно творя заклинание. Наблюдая за ней, я подумала, что если и существуют ведьмы, тогда Дженет Фрэзер — ведьма.
В комнате наступила тишина, пронизанная чувством, лежащим в основе страсти, — непреодолимым желанием соединиться и творить. Я могла бы сосчитать все волоски на теле Джейми, не глядя на него. Я знала, что каждый волосок стоял дыбом.
Дженни открыла глаза и подарила своему мужу улыбку, обещающую бесконечное блаженство.
— И уже в самом конце, когда ребенок почти не перестает двигаться, это ощущение похоже на то, что ты чувствуешь, когда мужчина глубоко проникает в тебя и наполняет тебя своим семенем. Вас вместе охватывает дрожь, которая начинается глубоко в тебе. Но сейчас это ощущение намного сильнее. Оно проникает через стенки матки и заполняет тебя всю. В такие моменты ребенок затихает, и получается, словно это ребенок проник в тебя, а не муж.
