Он продолжал совершенно тихо лежать под машиной, пока не совладал с охватившими его эмоциями и не удостоверился, что они не отразятся на его лице. Потом вылез из-под шасси.
– Вы закончили, месье?
– Да.
Фрейлейн подмывало спросить, обнаружил ли он что-нибудь. Но, конечно, он ничего не нашел. Выражение его лица оставалось таким же каменным, как и прежде. Если бы он что-то обнаружил, то все равно он будет докладывать начальству. Таковы правила. Эмили не могла определить отношение Арманда Фремонта к существующим правилам.
– Я хочу, чтобы разбитую машину отвезли в Париж, к месье Мейзеру. Не поможете ли вы мне оформить это?
Конечно, она поможет. Начальство ясно указало, что свое расследование они закончили. К тому же машина, даже в разбитом состоянии, является частной собственностью.
Арманд наблюдал, как фрейлейн Вейнмейстер начала заполнять бланки, сосредоточенно нахмурив брови. Могло быть и хуже. Она могла бы задавать вопросы относительно того, нашел ли он что-нибудь и тогда ему пришлось бы врать, а это ему было противно, потому что он никак не смог бы объяснить любезному офицеру Вейнмейстер, что произошел не несчастный случай, а совершена попытка убийства.
Хирург не потрудился снять забрызганный кровью халат. Закурив сигарету и глубоко затянувшись, он сел за свой письменный стол.
Арманд остро ощущал, что находится в больнице. Он задыхался от резких запахов дезинфицирующих средств и спирта, слышал резкие звонки, вызывавшие медсестер, которые торопливо спешили на зов, глухие шаги людей в тапочках по полу из плиток.
– Очень, очень сожалею, – наконец, вымолвил доктор. – Мы мало что могли сделать. Ранение слишком сильное, чересчур серьезное увечье. Единственное, что можно обещать – это снять у месье Мейзера болевые ощущения.
Арманд стоял не двигаясь:
– Сколько ему еще осталось жить?
Хирург покачал головой и стряхнул пепел со своей сигареты.
– Честно говоря, я поражен, что он все еще жив. Он при смерти, но отказывается умирать.
– Может ли он разговаривать?
– Очень сомневаюсь, что он придет в себя. Он умирает. Он действительно умрет.
– Проведите, пожалуйста, меня к нему, – нетерпеливо попросил он.
Следуя за хирургом, Арманд вошел в палату Александра и закрыл за собою дверь. Когда он только подъехал к больнице, то у него еще теплилась надежда, что его друг останется в живых. Слова хирурга и то, что он узнал в течение длинной ночи в Санкт-Галлене, подорвали его силы и решимость. Переломанное тело, лежавшее на кровати, потрясло Арманда до глубины души. Александр, всегда улыбающийся и добросердечный, лежал теперь весь забинтованный, жизнь его поддерживали трубочки и шланги, соединенные с машиной. Арманд взял в руку пальцы Александра, такие холодные на ощупь.
Почему ты захотел увидеть меня? Что такого важного ты хотел сообщить мне, о чем нельзя сказать по телефону?..
Арманд, припомнил их последний разговор, высокие нотки в голосе Александра, торопливость и отчаянную грусть, как будто он понес невосполнимую утрату… Он настаивал на немедленном приезде Арманда в Женеву, отказавшись давать какие бы то ни было объяснения по телефону.
Почему? Не угрожал ли ему кто? Знал ли он, кто это делает?
Арманд сжал пальцы своего друга.
– Отзовись, Алекс! Я рядом. Неужели я проделал весь этот путь, чтобы теперь все сорвалось? Мне нужно знать. Ты должен сказать мне…
Арманд почувствовал мягкое прикосновение к себе и вздрогнул, резко повернувшись.
– Он отошел, – произнес хирург, разжимая пальцы Арманда. Потом большими пальцами закрыл глаза умершего.
– Оставьте нас, – хрипло вырвалось у Арманда. Хирург колебался. Он считал, что раз наступила смерть, жизнь должна смиренно отступить. Но на лице Арманда Фремонта отражался гнев и грядущее насилие, но не печаль. Возможно, в этом деле, подумал хирург, даже смерть бессильна принести покой.
Маазер эль-Шуф был древним родом в древней стране. В горах над их землями располагались самые большие в Ливане кедровые рощи. Говорят, что именно из этих рощ Соломон получил дерево для строительства своего храма. Лесники из Тира рубили лес на восточной стороне горных склонов и скатывали кедры вниз, в реку Литани, по которой сплавляли их к морю, расположенному в нескольких милях к северу от Тира. – Оттуда начинался их долгий путь в Иерусалим.
Семья Фремонт владела летним домом на реке Литани, они были здесь новичками, хотя прожили в стране сто лет, установили дружественные отношения с соседями, с родом Маазер эль-Шуф, чей дворец в шестьдесят комнат назывался «Мучтара» – избранное место. Эти две семьи сблизились еще больше, когда у них с промежутком в три года родились сыновья. Арманд Фремонт и Александр Маазер эль-Шуф проводили летние месяцы своего детства и отрочества на берегах Литани, в лесах на склонах гор и в поместье «Мучтара» со статуями львов, плантациями роз и величественными кедрами. Они стали ближе друг другу, чем братья, между ними возникла привязанность, которая соединила их на всю жизнь. Заводилой стал Арманд, хотя и был моложе.
Арманд родился в Бейруте, много путешествовал с родителями и казался Александру очень искушенным. Именно рассказы Арманда о жизни в Бейруте и больших европейских городах пробудили у Александра представление о том, что лежит за сонной, патриархальной праздностью «Мучтары», и в конце концов подтолкнули его покинуть дом предков и отказаться от традиционных занятий. Маазер эль-Шуф принадлежали к аристократии, богатым землевладельцам, но в политическом отношении не пользовались большим влиянием. С каждым годом в Ливане все большее влияние приобретали торговцы, бизнесмены, предприниматели. В то же время не было сомнений, что к Арманду перейдет казино, которое основал его дед.
Будущее Александра просматривалось не так ясно. После долгих обсуждений и некоторых споров с отцом и дядями ему позволили сопровождать Арманда в Париж, чтобы получить образование в университете. Александру исполнился двадцать один год, а Арманду восемнадцать, когда они отправились в Париж.
Они проводили больше времени в кафетериях, чем на занятиях, и завели широкий круг знакомых. Философы, артисты и художники, теоретики политических наук смешивались в одну толпу на Ла-Куполь и Дё-Мажо, на Лё-Дом и Лё-Флор. И Арманд с Александром оказывались в гуще обсуждений и дискуссий по коренным проблемам экономической депрессии, которая поразила весь мир, и о путях выхода из нее. Это было трудное время.
Арманд и Александр, когда оставались одни, пускались в рассуждения о будущем своей страны. По мандату Лиги Наций 1923 года Франция управляла Ливаном и Сирией. Они были согласны в том, что этот мандат не вечен. Более того, они считали, что его действие закончится очень скоро.
Хотя они и страстно желали независимости для своей страны, но побаивались этой независимости, поскольку подспудная социальная напряженность и политические волнения ставили под угрозу надежды на стабильность. Им представлялось, что наибольшая опасность исходила от политических и финансовых дельцов Бейрута, чьи действия до ужаса совпадали с поведением их коллег в Османской империи, которую развалили взяточничество и коррупция. Арманд и Александр поклялись бороться с такими силами. Но как им создать противовес тем проявлениям, которые могут разрушить страну?
Ответ лежал во влиянии денег. Арманд пришел к выводу, что Соединенные Штаты, решительно вылезая из экономических трудностей, делая это быстрее и решительнее, чем европейские государства, превратятся в очередной центр мировой мощи, а их деньги – в международную валюту. Когда Александр согласился с этим мнением, это определило весь курс его дальнейшей жизни.
Проучившись в университете всего один год, он оставил Арманда в Париже, вернулся в «Мучтару» и убедил свою семью позволить ему скупать золото на последние валютные средства. Золото он перевел в Соединенные Штаты, изменил свою фамилию Маазер эль-Шуф на Мейзер и открыл большой банк. В последние годы депрессии его банк добился успеха, в то время как другие прогорали, потому что он отвернулся от спекулянтов и установил надежные связи с прогрессивными бизнесменами и руководителями правительства. К тому времени, когда Европа погрузилась в войну, «Мэритайм континентал», банк Александра, бурно развивался, его активы в ценных бумагах и собственности достигли десятков миллионов долларов.
Он построил себе большой дом и женился на красивой американской девушке из известной семьи в Новой Англии. Летом 1941 года они были осчастливлены рождением дочери, которую назвали Катерина.
Арманд посмотрел на лицо умершего друга. Время и расстояние разлучали их на долгие периоды, но они не нарушили клятвы, которую дали в Париже, – трудиться ради блага своей родины. В то время как Арманд оставался в Бейруте, укрепляя для себя влиятельные позиции, Александр проводил свою деятельность в тени. С годами его контакты с банками во всем мире умножились. После окончания действия мандата Лиги Наций жадные, прожорливые зуамы – дельцы, которые, как опасались Арманд и Александр, перехватят все у французов, так и поступили.
