Вдруг оцепенение оставило Фиону, и она сорвалась с места, но было уже поздно. Не успела девушка сделать и двух шагов, как викинг нагнал ее, схватил за локоть и развернул лицом к себе.
— Кто ты? — спросил он охрипшим от нестерпимого желания низким голосом. — Человек или видение?
Девушка смотрела на него широко раскрытыми глазами. Неописуемый ужас потеснило в ее сознании удивление — варвар говорил на ее родном гэльском языке. Впрочем, откуда ей было знать, что Торн Безжалостный был не только воином, но и торговым человеком, умеющим говорить на многих языках, которые выучил за годы своих странствий по всему свету. — Кто ты? — повторил Торн.
Она впервые взглянула ему прямо а лицо, и у Торна перехватило дыхание. Ее глаза! Яркие, фиалковые, словно заглядывающие в самую душу! Зачем только он увидел их колдовскую глубину! Но было уже поздно — он попал в их сети. Не в силах выдержать взгляда девушки. Торн опустил свои глаза и увидел ее губы — нежные, зовущие, созданные для поцелуев. Если он не коснется их, не почувствует их вкуса, он умрет.
Торн привык всегда брать то, что он хочет и когда хочет.
Сейчас он хотел эту девушку. Не говоря больше ни слова, он прижал ее к своей могучей груди и яростно впился в ее губы.
Девушка, ошеломленная натиском, пыталась сопротивляться, но разве под силу ей было справиться со сгорающим от желания гигантом!
Холодная волна ужаса вновь сковала тело и мозг девушки. Она в руках насильника и грабителя, и спасения нет.
Фиона, как и все обитатели острова Мэн, была христианкой — эта религия пришла сюда вместе с посетившим эти края апостолом Петром. К ужасу перед насильником примешивалось отвращение, которое испытывают христиане к язычникам, не знающим единого бога.
Она яростно извивалась, шипела и царапалась, но викинг продолжал жадно целовать ее губы. Он прижимал к себе девушку все сильней, сминая ее груди о железо своей кольчуги, оставляя синяки от пальцев, впившихся в ее обнаженные плечи. На секунду ей удалось оторваться от его неистовых губ, и тогда она, выдохнув, выкрикнула:
— Нет!
Новая волна желания пробежала по телу Торна, когда он услышал голос своей пленницы.
— А, так ты умеешь говорить! — пробормотал он. — Тогда отвечай: кто ты?
Он крепко обхватил талию девушки одной рукой, а другой принялся сжимать ее груди.
Она гневно мотнула головой. Не станет она говорить с грубым, сгорающим от похоти варваром. Неожиданная мысль обожгла ее. Боже, ведь этот викинг может оказаться тем самым человеком, встречу с которым ей предсказал несколько лет тому назад колдун Бренн. Если верить пророчеству, жизнь Фионы будет неразрывно связана с норманном. Но неужели же господь так жесток к ней, что вот этот викинг и есть ее судьба?!
— Впрочем, мне все равно, кто ты, — по-прежнему хрипло сказал Торн. — Я возьму тебя, будь ты хоть сама Хель — хозяйка царства мертвых.
Он легко поднял Фиону и опустил на землю, припечатав к песку.
Она заглянула в его прозрачные, горящие похотью глаза, и мысль о побеге подстреленной птицей забилась в ее голове. То, что он хочет сделать с нею, — грешно и страшно. Нельзя позволить ему этого.
Девушка улучила момент, когда викинг на секунду ослабил хватку, задирая свою кольчуг, мешающую ему овладеть своей добычей. Фиона сильно толкнула викинга ногами в грудь. От неожиданности Торн опрокинулся на спину. Затем, не теряя ни секунды, Фиона вскочила и бросилась в лес. Застонав от обиды, сгорая от неудовлетворенного желания, Торн рванулся было следом. Но куда ему, увешанному оружием, тягаться с быстроногой девушкой! Несколько секунд — и его недавняя пленница бесследно исчезла.
— Порази тебя молния! — крикнул он, и голос его раскатился по ночному лесу словно рык разъяренного зверя.
Торн корчился от неудовлетворенной страсти, а мозг его терзала мысль о том, что встреча с этой девушкой может стать роковой в его судьбе. Наконец из глубины сознания выплыло слово — ужасное, но единственно верное в эту минуту: колдовство!
Эта девушка околдовала его. Наложила на него свое заклятие. Взяла в плен его душу.
Спустя немного времени пять острогрудых норманнских ладей поспешно отчалили от пустынного берега и исчезли в густом тумане, опустившемся в эту ночь над морем.
Кепинг, торговый порт на норвежском побережье. 851 г . от Рождества Христова.
— Разрази тебя молния, Торн! Ты сам не свой с тех пор, как вернулся прошлым летом из похода. Скажи, что случилось в том плавании?
Торн окинул брата подозрительным взглядом и оглянулся, желая убедиться в том, что их никто не подслушивает. Опасения его были напрасны. Огромный, продуваемый ветрами каменный зал был пуст. Воины, жившие в замке, уже давно разбрелись по своим лежанкам.
Торн прекрасно знал, что брат не поймет его. Еще бы — Торн Безжалостный не спит с женщинами! Неслыханно! Разве такое объяснишь?
— Ничего не случилось, Торольф. Все просто. Нет женщины, которая сумела бы разжечь меня.
— Ну да! — усмехнулся Торольф. — Ульм говорит, что ты стал таким после той странной высадки на побережье Мэна. Он думает, что именно там с тобой что-то произошло. Да я и сам знаю, что ты стал плохо спать по ночам. Все время не в духе и на руку несдержан. Что, или Тира разучилась дарить тебе наслаждение? Не похоже все это на тебя, брат.
— Ничего не случилось, — упрямо повторил Торн, словно пытаясь убедить в этом самого себя.
— Скажи это тому, кто знает тебя хуже, чем я. Раньше ты никогда не обходился без женщин, когда был дома, и уж точно никогда не упускал возможности уйти поскорее в море. А теперь? Торчишь на берегу и спишь один в холодной постели.
— У меня теперь есть невеста, — вяло огрызнулся Торн.
Торольф расхохотался, запрокинув свою лохматую голову.
— Брось, братец! Это не повод для того, чтобы отказаться от старых привычек! Я не раз сражался с тобой рука об руку, Торн Безжалостный, и я-то знаю: нет на свете второго такого же свирепого воителя. Видел тебя в деле собственными глазами. Беспощаден в бою, неутомим в любви. Ладно, давай выкладывай правду. Пора.
— Я согласен, пора, — раздался голос их отца. Ярл неслышно широкими шагами приближался к сыновьям. Он встал рядом с ними, гора горой, подбоченившись и широко расставив ноги. В лохматых соломенных волосах и бороде ярла Олафа уже поблескивала седина, огромное мускулистое тело его было покрыто шрамами — следами былых сражений. На левой руке Олафа не хватало двух пальцев.
— Думаешь, никто не замечает, как странно ты ведешь себя в последнее время? — сказал он, обращаясь к Торну. — Тебя словно околдовали.
Торн вздрогнул. Он знал, что Олаф сказал о колдовстве в шутку, но как же близко он при этом подошел к правде! Сам-то Торн давно все понял. Ведь с той самой ночи на побережье Мэна Торн не может забыть прекрасную и загадочную девушку. Она приходит в его сны каждую ночь, и в ожидании этих снов дневные часы кажутся вечностью. Торн с нетерпением ждет ночи — он, воин, которому совсем недавно сон казался просто излишеством!
