Да, та девушка была колдуньей, ведьмой, и другого объяснения тому, что происходит с Торном, просто не может быть. А раз так, значит, Торн обречен оставаться несчастным до самого конца своих дней.
Олаф с подозрением нахмурил брови:
— Клянусь молниями Одина! Так и есть! Ты околдован!
Торн взглянул на свои руки. Сильные, привыкшие крепко сжимать оружие, захватывать в плен врагов, они бессильно лежали сейчас у него на коленях. Такой могучий и решительный воин просто обязан был справиться со своей слабостью.
Эти проклятые, мучительные сны! Он ничего не мог поделать — Та темноволосая девушка с фиалковыми глазами взяла в плен его душу и теперь медленно сводила с ума, являясь каждую ночь в томительных любовных сновидениях.
— Ты прав, отец, — мрачно признал Торн. — Я действительно околдован.
— Разрази тебя молния! Да что ты мелешь? — зарычал Торольф. — По башке тебя нужно огреть как следует, чтобы выбить из нее эту дурь!
— Я встретил колдунью на острове Мэн, — начал свой рассказ Торн. — Она заманила меня на свой берег, готов поклясться! Она говорила со мной голосом ветра, шумом волн, обещая мне все наслаждения Валгаллы, Она прекраснее Фрейи — у нее черные, как ночь, волосы, а глаза похожи на фиалки, что распускаются летом на склонах холмов. Когда я увидел ее, она купалась в реке совершенно нагая. В лунном свете тело ее светилось. И я захотел ее — так, как никогда еще не хотел ни одну женщину в мире.
Рассказ Торна произвел огромное впечатление на Торольфа, на всякий случай он отодвинулся от заколдованного брата подальше, на самый конец скамьи.
— Клянусь бородой Одина! — воскликнул Торольф. — Если та женщина именно такая, как ты говоришь, она просто не может не быть ведьмой. Но как она сумела заколдовать тебя? Она выкрикивала какие-нибудь заклинания? Да, брат, твоя история достойна того, чтобы скальды сложили песни о тебе и о речной колдунье и разнесли их по всей земле.
— Я заговорил с нею по-гэльски, но она не ответила, — медленно произнес Торн, все глубже погружаясь в свои воспоминания. — За все время она произнесла только одно слово.
— Какое слово? — спросил Олаф. Он, похоже, был весьма огорчен тем, что старший из его сыновей, наследник, оказался бессилен перед чарами какой-то колдуньи с острова Мэн.
— Она сказала «нет», когда я повалил ее на землю. Я хотел войти в нее и ни о чем другом не мог думать. Я готов был взять ее силой, и ничто не остановило бы меня, но я замешкался, задирая кольчугу. Колдунья вы рвалась и убежала. Я погнался за нею, но она словно растворилась в воздухе. Только ведьмы умеют исчезать бесследно. Я понял, кто она, испугался и, вместо того чтобы искать ее, приказал своим воинам вернуться на ладьи. Я чувствовал… нет, я знал, что она меня околдовала. Никогда в жизни я не был таким беспомощным — да еще перед женщиной! С той ночи красавица с туманного острова сделала мою жизнь несчастной.
Олаф сочувственно посмотрел в глаза Торна. Вообще-то, Олаф не верил ни в какие чары и теперь неторопливо размышлял, почесывая бороду.
«Если Торн и вправду думает, что околдован, нужно как-то разуверить его в этом», — решил Олаф и твердо приказал:
— Ты должен вернуться туда.
— Это еще зачем? — спросил Торн. — Не хочу снова видеть это проклятое место.
— С каких это пор ты стал отказываться от набегов? Настоящий мужчина не упустит возможности хорошенько подраться и вернуться с добычей, — язвительно заявил Торольф. — Слушайся отца, он мудрый человек и научит тебя, как разрушить чары колдуньи.
— Отлично! Я готов вести свои ладьи на остров Мэн. Я буду там убивать и грабить — я все сровняю с землей, мое имя еще долго будут вспоминать с ужасом.
— Вот и славно, — сказал Олаф, явно обрадованный ответом сына. — Но это еще не все. Ты найдешь ту ведьму и убьешь ее. Смерть колдуньи освободит твою душу от чар.
Торн повернул голову к отцу, и в глазах его вспыхнул огонь. Ну конечно же! Все так просто! Как же он сам не додумался до этого! Любовные пытки могли окончиться еще несколько месяцев тому назад!
Разумеется, когда колдунья будет мертва, она не сможет уже держать в своих цепях душу Торна. Некому будет сводить его с ума неутоленным желанием.
— Я немедленно отправлюсь в путь, — сказал Торн. Ему уже не терпелось поскорее выйти в море. — Обещаю, что каждый оставшийся в живых житель острова Мэн будет до смертного часа трепетать при одном упоминании имени Торна Безжалостного!
— Мудрое решение, — поддержал брата Торольф. — Так ты освободишься от заклятия. А заодно привезешь из похода богатую добычу. Ты всегда был удачлив. На византийских рынках сейчас большой спрос на рабов!
— Ты объяснишь Белокурой Бретте, почему наша с ней свадьба откладывается, отец? — спросил Торн. — Ведь ты собирался сыграть ее этим летом.
— Свадьба подождет. Я приглашу Бретту пожить с нами, пока ты будешь в плавании. А свадьбу сыграем, когда ты вернешься. Только когда душа твоя освободится от заклятия, ты сможешь стать мужем Бретте и поскорее заделать ей детишек.
— Мы будем ждать тебя, Торн, — сказал Торольф. — И станем просить небесного отца нашего, великого Одина, чтобы он хранил тебя. Пусть Тор-громовержец даст тебе силы убить ведьму.
Остров Мэн. 851 г . от Рождества Христова, лето.
Голодные серые волны набегали на пустынный и безмолвный западный берег острова. Ни единой живой души вокруг, ни дымка над крышей, только молчаливые, заросшие лесом холмы.
Жившие на острове крестьяне давно уже поняли, что им нельзя селиться близко к побережью. Слишком часто случались внезапные и жестокие набеги викингов. Наученные горьким опытом, люди селились теперь в глубине острова, чтобы при появлении непрошеных гостей успеть покрепче запереть тяжелые деревянные ворота в окружающей деревню стене, сложенной из земли и бревен, и потуже натянуть тетиву на луках.
В это летнее раннее утро над песчаным берегом царила тишина, которую нарушали лишь негромкий шум прибоя да резкие крики чаек, кружившихся над волнами в легком предрассветном тумане.
Стоявший на вершине прибрежной скалы молодой парень зябко поежился, зевнул и поплотнее завернулся в тяжелый влажный шерстяной плащ, накинутый на плечи. Его обязанностью было наблюдать за морем и при первом признаке опасности предупредить жителей деревни, чтобы у них было время приготовиться к бою. Но с прошлой ночи, когда он перебросился парой фраз со своим сменщиком, часовой видел только равнодушно катящиеся одна за другой волны, от которых уже рябило в глазах.
Парень еще раз окинул взглядом пустынное море и достал из висевшего у него на боку засаленного кожаного мешка свой завтрак — ломоть черного хлеба и кусок домашнего остро пахнущего сыра.
