Элинор Гриффин недавно начала замечать одну особенность в своей жизни. Всякий раз, когда выдавался вечер, который она легко могла бы назвать «забавным» или «веселым», то следующее утро непременно начиналось с лекции одного, иногда — двух, а время от времени даже всех трех ее братьев о том, что она сделала неправильно и почему должна никогда не пытаться это повторить. Можно подумать, она не знала наизусть все эти правила и последствия их нарушения, даже если никогда не осмеливалась на что-то большее, чем просто обойти их.
— Я не собираюсь тратить свое время, читая тебе лекции, на которые ты не обращаешь внимания, — заявил брат номер один, барабаня пальцами по гладкой поверхности своего стола из красного дерева.
Элинор полагала, что Себастьян Гриффин обладал авторитетом с рождения: он стал герцогом Мельбурном и патриархом их семьи в семнадцать лет. Если последующие пятнадцать лет как-то и повлияли на него, то сделали еще чертовски более высокомерным и уверенным в себе, чем тогда, когда он принял титул.
Девушка была уверена, что ее прямая обязанность — при малейшей возможности спускать брата на одну или две ступеньки вниз с его пьедестала, или, по крайней мере, напоминать ему о том, что он тоже человек.
— Отлично. Тогда я отправлюсь в музыкальную комнату.
— Разговор был о том, что нужно обратить внимание. Если бы мне хотелось поговорить только для того, чтобы услышать свой голос, я выступил бы с речью в Парламенте.
— Кто-нибудь говорил тебе, что ты невыносим, Себастьян?
Темно-серые глаза уставились на нее.
— Кто-то же должен демонстрировать хоть немного достоинства и сдержанности в этом семействе. Ты не кажешься способной ни на одно, ни на другое.
Элинор шумно выдохнула.
— Неужели ты никогда не устанешь провозглашать нас идеальным и всемогущим кланом Гриффинов? Общество уже и так смотрит на нас с трепетом и отчаянием.
— Ты не стала бы считать это настолько утомительным, если бы находилась вне этого клана и смотрела со стороны, — герцог Мельбурн снова начал постукивать пальцами по столу. — Мужчины не пытались бы дарить тебе драгоценности, если бы ты была сестрой владельца магазина.
— Драгоценности, Себастьян, вовсе не важны. Вы все трое, кажется, получаете удовольствие, отгоняя мужчин еще до того, как те поприветствуют меня.
— Мы отгоняем только неподходящих мужчин, — брат наклонился вперед. — И сегодня тема драгоценностей важна.
— Нет, это…
— Тогда мы сосредоточимся на твоем поведении. Хотя если ты хотела продемонстрировать, что твои действия могут нанести нам ущерб, то я уже уведомлен об этом.
— Ради Бога, Себастьян, ты не имеешь ни малейшего понятия…
— Возможно, это было намеренной попыткой создать мне неприятности. Каковы бы ни были причины, Элинор, сегодня мы поговорим о том, что ты сделала. Ты скажешь, ты пообещаешь мне, что больше не будешь принимать сверкающие безделушки от джентльменов в публичных местах. Особенно, от охотников за состоянием, безуспешно пытающихся выглядеть так, как будто им вовсе не нужно твое приданое.
Иногда Элинор хотелось закричать. Даже когда ее брат бывал прав, что случалось удивительно часто, учитывая тот факт, что обычно тот не снисходил до того, чтобы попытаться разглядеть, что именно скрывается за ее поступками, ему не следовало разговаривать с ней, словно со слабоумным ребенком.
— Я согласна. Придется принимать блестящие предметы от просто джентльменов и джентльменов — охотников за состоянием только наедине.
Выражение загорелого лица под темными, вьющимися волосами не изменилось. Только глаза герцога сделались холоднее, но этого было достаточно. Себастьяна трудно было ввести из себя, но она уже почти добилась этого, в который раз.
Он медленно встал, заставляя сестру поднять голову, чтобы смотреть ему в глаза.
— Имя и репутация Гриффинов были безупречны на протяжении восьмисот лет. И этот факт не подвергнется изменению, пока я несу ответственность за семью.
— Я знаю это, Себ…
— Если ты не хочешь проводить Сезон в Лондоне, я могу принять меры, чтобы Шарлемань сопроводил тебя в Мельбурн-Парк.
Элинор не слишком грациозно покачнулась, ее сердце заколотилось быстрее от этой угрозы. Господи, да ведь Сезон только что начался, а Мельбурн был в Девоне, куда нужно добираться через половину Англии.
— Шей не сделает этого.
Герцог приподнял одну бровь.
— Нет, он это сделает, — брат наклонился вперед, опершись костяшками пальцев о поверхность стола. — Я бы не стал играть в эту игру на твоем месте, Элинор. Ты проиграешь.
С рычанием девушка выхватила жемчужный браслет из своего кармана. Она даже не особенно любила жемчуг, но было так романтично, когда виконт Пристли надел его на ее запястье, особенно после того, как тому запретили любое общение с ней, кроме случайного танца. Она не могла не восхититься храбростью Джона, невзирая на то, какие у него были для этого мотивы.
— Отлично. В таком случае отошли браслет назад. Боже упаси, чтобы я понравилась кому-то из джентльменов настолько, чтобы они на самом деле захотели сделать мне подарок, — девушка швырнула безделушку на стол.
По крайней мере, за ней осталось последнее слово. Поджав губы, Элинор зашагала к двери кабинета. С презрительным фырканьем она открыла ее.
— Настоящий джентльмен не стал бы рисковать возможностью устроить скандал, вручая тебе подарок в переполненном бальном зале. Он пришел бы ко мне и попросил разрешения нанести тебе визит, — Элинор услышала, как браслет соскользнул с поверхности стола в ящик.
— Лорд Пристли, — продолжил Себастьян, — не получит такого разрешения.
Ухватившись за дверную ручку, Элинор с трудом вдохнула.
— Ты уже уведомил его об этом.
— В таком случае он не имел права что-либо дарить тебе.
Эти слова решили все. Ей просто придется пойти и напиться.
— Я собираюсь в монастырь, — промолвила девушка. — Там, по крайней мере, я не буду ожидать, что найдутся джентльмены, пожелавшие нанести мне визит.
— Не дразни меня, Нелл.
Ха! Хотела бы она видеть, как он попытается с этим справиться.
— Приятного дня, ваша светлость. Мне прислать вам крестьянина, которого нужно казнить?
— Нет, благодарю тебя.
В один прекрасный день она намеревается лишить ветра его надменные, снисходительные паруса. Единственное, что было хуже того, что Себастьян обращается с ней, как с ребенком, это то, что он заставляет ее ощущать себя ребенком. Конечно же, она знала, что принимать в подарок безделушки на публике было неправильным. И если бы братья не выгнали лорда Пристли во всех предыдущих четырех случаях, то Нелл не пожалела бы виконта настолько, чтобы позволить ему застегнуть браслет на своем запястье. Хотя, прошлым вечером казалось, что это единственный способ показать тиранам, что они не могут полностью контролировать каждый аспект ее жизни.
