холодной, но в этом месте неглубокой.
— Ну уж нет, ваша светлость. Мне это неинтересно.
— Струсила? — бросил Саймон, решив спровоцировать ее.
— Я? Да я вообще ничего не боюсь! — Девочка покраснела.
— Ага, только если маленьких лягушек, — посмеялся он.
— Неправда! Тогда она сама выскользнула!
— Так, значит, мне уже называть тебя трусишкой?
— Еще чего! Идем. — Она решительно взяла его за руку и повела к реке.
Она была полна решимости перейти эту реку, лишь бы утереть ему нос. Но, когда они пришли, вся решительность куда-то испарилась, и наступили сомнения.
Саймон обошел ее, слегка наклонился, протянув руку, и сказал:
— Леди вперед.
Оливии ничего не оставалось, кроме как принять вызов.
Сделав реверанс, она ответила:
— Благодарю, сэр. — Она сделала первые шаги по стволу.
Дерево оказалось еще менее устойчивым, чем выглядело со стороны. Да что там! Оно во всю шаталось, как во время урагана. Девочка продолжала медленно и неуверенно идти, шаг за шагом. Саймон уже догнал ее.
— Ну так что, мы так и будем плестись? Ускорь шаг.
— Если я ускорюсь, то упаду!
Падать было невысоко, и все же намокнуть не хотелось, опозорившись перед этим мальчишкой.
— Мы практически не сдвинулись, иди вперед!
— Я иду!
Саймон слегка коснулся ее спины, чтобы подтолкнуть. От неожиданности Оливия вздрогнула и, потеряв равновесие, угодила в воду. Плюх! Мокрая и злая девочка сидела, уставившись на Саймона. Повисло тяжелое молчание, которое нарушал только шум реки. Вот уж чего ей хотелось меньше всего, так это оказаться в таком унизительном положении перед ним.
Тот, увидев ее негодование и покрасневшие щечки, сделал вид, что споткнулся и с криком тоже упал. Девочка изумилась. Оба сидели в холодной воде, смотря друг на друга. От нелепой ситуации Оливии стало очень смешно, и она начала хохотать. Саймон улыбнулся и плеснул ее водой. Через минуту между ними разыгрались водные бои, сопровождавшиеся бурным детским смехом.
Лондон, 1810 г.
— Немыслимо! Это просто невозможно! — возмущалась графиня Брайтшир.
Секунду спустя она уже бежала в комнату дочери. Графиня никогда не отличалась терпением. Скорее, это было ее слабым местом. Зато была несколько суеверна. Пока она быстрым решительным шагом направлялась к Оливии, на лестничном проеме ей пришлось повернуть назад и пойти по другому, более длинному пути. Все дело в том, что Лили столкнулась с горничной, которая переносила зеркало из комнаты, и чтобы не стать причиной разбитого предмета, она решила подстраховаться.
Пока графиня шла к своей цели, Оливия тем временем вдохновленно водила кистью по мольберту. Будучи любительницей пейзажей, она писала берег моря, бьющегося о скалы в солнечный день. Краска, лежащая на бумаге, была яркой и сочной.
Оливия пребывала в хорошем расположении духа, пока не распахнулась дверь ее комнаты и словно вихрь не влетела ее мать.
— Девочка моя, это правда?
— Что правда, мама? — преспокойно спросила она, не обращая внимания на тревожность матери.
— Как что?! Ты не собираешься на бал к Джекинсонам? И не лги мне, юная леди!
— О, это верно, не собираюсь. — Оливия почувствовала, как теряет душевное равновесие.
— Но почему? У тебя ведь было сильное желание отправиться к ним. Там будет столько женихов! Если ты упустишь свой шанс, то придется выбирать из того, что останется, милая.
— Мама! А что, если я не хочу выбирать из того, что останется?
Лили открыла рот от удивления.
— Я имею ввиду… Может, все-таки уже перестать лелеять надежды по поводу моего замужества?
Мать была не просто удивлена, она была шокирована услышанному. Об этом можно было судить по ее полному молчанию.
— Оливия! Что ты говоришь? Конечно, ты выйдешь замуж! Нужно просто еще немного подождать, наберись терпения. С таким настроем нельзя добиться желаемого.
Отложив кисточку в сторону, Оливия присела, понимая, как нелегко будет матери объяснить и принять то, что она собиралась сказать. На душе стало тягостно от предстоящего разговора.
— Мама, пожалуйста, выслушай меня. Мы обе знаем, что хоть и приданное у меня приличное, но я далеко не красавица… — Мать сделала попытку вставить свое слово, но Оливия жестом остановила ее. — Пошел уже третий сезон. И за это время было три кандидата мне в женихи, но, увы, все они оказались не столь порядочными и благородными. Пора признать, что в замужестве у меня шансов столько же, сколько у листочка остаться осенью зеленым.
Тут на девушку обрушилась волна негодования:
— Милая! Всего лишь три сезона! — воскликнула Лили. — Рано записывать себя в старые девы. Бывали случаи, когда выходили замуж в двадцать пять и более лет. Например, помнишь миссис Триз? Бедняжка в свои двадцать четыре уже перестала думать о браке, но нашелся джентльмен, который все-таки сделал ей предложение. Он, конечно, не имел благородного происхождения, зато смог обеспечить им хорошую безбедную жизнь. Так что брось унывать. Завтра же едем к модистке, она подберет для тебя замечательный наряд.
«Особенно если вспомнить, что эти двое никогда не любили друг друга, а у мистера Триз так и вовсе был сифилис из-за бесконечного потока любовниц из разных слоев» — мрачно подумала Оливия.
Лили пошла к выходу. Видит бог, Оливия пыталась быть деликатнее.
— Нет, мама. Я приняла решение, что никуда не поеду. — Ее голос заметно приобрел твердость. — Более того, я собираюсь прожить жизнь, занимаясь своим любимым делом — писать картины.
Мать уставилась на нее как на летающую карету. Выражение ее лица стало походить на рыбу, которую выбросило на сушу. Чтобы дочь графа писала картины?! Это просто нонсенс!
— Дочь моя, скажи, что ты пошутила. Иначе я стану думать, что ты просто сошла с ума, — посмеялась Лили.
Оливия была решительно настроена в этот раз до конца стоять на своем, даже если потом ее закидают камнями.
— Я абсолютно серьезно. Раз мне настолько не везет в любви, значит, буду самостоятельно строить свое будущее. Я уже все продумала, — заявила она.
— Девочка моя, опомнись! Что за дикая мысль? На что ты будешь жить после нашей с отцом кончины? — Возмущенно размахивала руками мать. — И какое отношение может иметь любовь к браку? Это уже другое. Чаще всего любовь не играет никакой роли в женитьбе, только затуманивает головы и лишает рассудка. Знаешь ли ты, сколько людей в свете погубила эта любовь? Они поддались мимолетному увлечению, но расплачиваются за это до конца жизни.
Оливия, посмотрев на свои руки, промолчала. Она знала, насколько серьезно это решение. Возможно, что она обрекает себя на бедность и одиночество, а может, на успех и процветание. Но нельзя судить о вкусе еды, даже не
