точно известно, что смерть пришла к Улебу из круга ближайших к князю Святославу гридей под началом Игмора, Гримкелева сына. После той ночи семеро из них исчезли бесследно: Игмор, его младшие братья Добровой и Грим, их зятья Красен и Агмунд, а еще двое сыновей боярских из Киева: Градимир и Девята. Градимир из всех был самым старшим – тридцать три или тридцать четыре года, и он же был наиболее родовитым; младшим был двадцатитрехлетний Девята. Сколько и кто из них живы – неизвестно. Куда они подались той же ночью после своего злого дела – неизвестно, в княжьей дружине их больше никто не видел. Лют и Бер сразу же разослали отряды на север – к Ладоге, и на юг – к Ловати, считая это наиболее вероятными направлениями для бегства, но в тех краях никто похожих людей не приметил. А ведь шла пора самых долгих светлых дней в этих северных краях; настоящая тьма наступала только в середине ночи и то ненадолго, за это время далеко не уйдешь.
Мысли Сванхейд, как и мужчин, были сосредоточены на поиске убийц.
– Была бы здесь Снефрид… – пробормотала она и вздохнула. – Снефрид Серебряный Взор… Никто из вас ее не знал, а это была женщина удивительной мудрости. В Северных Странах таких называют «всеискусными женами». Она умела… – Сванхейд еще раз вздохнула. – Чего она только не умела. Она была вирд-коной Ингвара…
У Сванхейд пресекся голос: она вспомнила, что ее сын – отец Улеба – принял точно такую же смерть, от рук коварных убийц, подстерегших его в засаде, и сражался по пояс в воде, пока не пал под множеством смертельных ударов. Некоторое время она молчала, пораженная новым ужасом.
– Уж не проклятье ли это? – заговорила она снова, глядя перед собой, но не видя ни зеленой травы, ни песка, ни широченной синей глади Волхова в мелких светлых бликах. – Ингвар и его сын погибли одинаковой смертью… Неужели… старая хрычовка не сказала всего и мы нашли не все ее подклады [1]?
– О чем ты, госпожа? – с тревогой спросила Мальфрид.
– Когда-то очень давно, пока твоя бабка Мальфрид была маленькой, нам подкинули подклад, из-за него у меня три сына умерли маленькими. Тогда его сумели найти, родился Ингвар… он вырос, оставил сыновей… И вот такое страшное дело… – Сванхейд замолчала, погружаясь в воспоминания, потом слегка покачала головой: – Но это было чуть ли не пятьдесят лет назад! И Тихонравы давным-давно нет. Теперь никто уже не знает правды. Но и Святославу стоило бы задуматься…
– Если он сейчас не сделает того, что должен сделать, ему уж точно не стоит ждать добра от будущего, – со сдержанной досадой сказал Бер. – Надо бы сказать ему об этом.
– Но он же поклялся на мече, что непричастен, – заметила Малфа. – Над могилой…
– Он поклялся, что не посылал этих ублюдков убивать своего брата. Ладно. В это я верю. Но он вовсе не клялся им отомстить. Да, Лют, ты заметил?
Лют молча кивнул, слегка прищурившись. До этого лета они с Бером не знали друг друга, но гибель Улеба и сознание общего долга в несколько дней сделали их друзьями. Бер приходился Улебу двоюродным братом по родному отцу, князю Ингвару, а Лют был младшим братом Улебова названного отца, Мстислава Свенельдича. Кровного родства, как выяснилось всего пять лет назад, у Мистины и Люта с Улебом не было, тем не менее в ряду законных мстителей они занимали первые места. Наряду с самим князем, конечно.
– Пусть он и не приказывал, – с той же непримиримостью продолжал Бер. – Но он был рад, что они избавили его от соперника. Он не собирается их искать и наказывать. Если мы этого не сделаем – никто не сделает.
– Госпожа передала право мести мне. – Лют, бесцельно бродивший по поляне, остановился перед ними и положил руки на пояс. – И я сделаю все, что только возможно. Когда Мистина узнает… Он-то придумает, как их найти. От него они в Кощеевом Подземье не скроются! У… учудища!
Никто не возразил, на лице Малфы отразилось понимание. Сванхейд снова покачала головой. Мистина – в Киеве. Пройдет месяц с лишним, пока он узнает о смерти своего приемного сына. Его участие в деле, каким бы оно ни было, потребует немало времени, а следы стынут с каждым днем.
– Я потому и вспомнила о Снефрид, – опять заговорила Сванхейд. – Если бы она была здесь, она могла бы спросить своих духов. У нее были сильные покровители возле Источника Урд и близ самого Одинова престола. Но ее давно нет в живых… и я не знаю, передала ли она кому-то свое искусство и свой жезл вёльвы. Я могла бы попробовать сама… но… – она перевела дух и опять вздохнула, – боюсь, мне этого не пережить.
– Если говорить о духах, то мы найдем, кого спросить. – Бер наклонился вперед, опираясь локтями о колени, чтобы взглянуть на Мальфрид, сидящую с другого бока от бабушки. – А, Малфа? У тебя же есть приятели среди мудрых волхвов? Может, переведаться с ними? Неужели откажутся помочь в таком деле?
– Я не знаю! – с досадой ответила Мальфрид. – Может, они теперь и смотреть-то на меня не захотят… никогда! И все из-за…
– И все из-за моего отважного брата Святослава, чтоб его тро… – начал Бер, но с усилием заставил себя замолчать.
Его смутная неприязнь к двоюродному брату – князю Киева и владыке Хольмгарда – за последние дни перешла в почти открытую ненависть, но все же он не мог вслух послать к троллям посредника между русью и богами. Хотя, честно говоря, очень хотел.
– Если здешние волхвы и правда чего-то стоят, давай попросим их. – Лют взглянул на Бера. – Может, хоть что-нибудь прояснится.
– С этого мы и начнем, – сказала Сванхейд.
Голос ее слегка дрожал и звучал слабо, но это была лишь телесная слабость. Дух ее оставался крепок, и внуки, водившие ее под руки, и не думали смотреть на нее как на немощную старуху. Это по-прежнему была госпожа Сванхейд – женщина из королевского рода Бьёрна Железнобокого, более полувека бывшая владычицей Хольмгарда и всех Гардов.
– Пусть Дедич или Ведогость поговорят с духами. – Сванхейд взглянула на Бера. – Позови их ко мне, я сама с ними потолкую. Если же они откажутся, возможно, тебе, Берси, придется съездить кое-куда подальше.
– Я все сделаю! Поеду хоть до Утгарда!
Сванхейд назвала внука Берси – Медвежонок, это было его самое ранее детское прозвище, полученное двадцать лет назад, когда он только учился ходить. Настоящее его имя было
