и племянника туда спровадил. Пусть дома сидит, в Ростове». Ну, может, он и прав, бедовый Василько, ох, бедовый, и откуда что взялось, отец его Константин молитвенником был, степенный, тихий, а этот-то верткий да шумный, куда и не просят влезет. Только и забот было бы — за шиворот держать.
— Ты, княже, сам-то в гущу не лезь, не надобно того, — нудел рядом Еремей, для него сейчас сам Святослав был неумелым Василько, — и без тебя справятся, а войску голова нужна, без головы войско сгинет, а тебе сгинуть никак нельзя.
— Еще скажи — не велено, — усмехнулся Святослав.
— И это тоже, — не поддержал шутку Еремей.
«А ведь она рада будет, ежели меня в деревянной колоде привезут, — не к месту пришла Святославу дурная мысль. — Нет, ясное дело, и себе в том не сознается, поплачет для порядка. Благочестивым женам положено по мужу убиваться. Обедню заупокойную отслужить велит, милостыню на паперти щедрой ручкой раздавать станет, на гробницу белокаменную не поскупится… а уж потом и в заветный монастырь, в тишину кельи, дорожку в райские кущи топтать. Вишь, я ей дорогу к ангельскому обличью закрываю, живу да никак не помираю». Любит ли он Евдокию? Любил. Матери почти не помнил, тянулся к женскому теплу, ласки желал, деток хотел, а она… Не время сейчас думать о бабе. Людей сейчас на смерть вести.
Святослав окинул внимательным взглядом выстроившиеся полки, вынул из ножен меч, махнул им, разрубая воздух, и первым понесся на врага, оставляя советы опытного воеводы за спиной.
2
Булгары бились с одержимостью обреченных, это читалось в их наполненных яростью и отчаяньем очах. Каждый понимал — за спинами матери, жены, дети, и оттого надо сражаться с удвоенной силой и умирать, стиснув зубы, есть за что.
А Биляр на помощь так и не пришел, там, в столице, либо не слишком расторопны, либо разумно решили бросить русским дружинам Ошель, словно собаке кость, — пусть нагрызутся, зубы пообломают, сильный голод утолят, а там, глядишь, и восвояси уплывут. Что ж, разумно. Глупость тоже может быть разумной.
Святослав пытался лезть в самую гущу, без устали работал мечом, но Еремей, давший слово светлейшему Георгию, всегда был рядом, у правого плеча молодого князя, первым принимал самые опасные удары и не давал Святославу разгуляться, но злости на то не было, у каждого свой долг.
Низкий утробный рев на мгновение оглушил, сеча замерла, а потом булгары хлынули к граду, стремительно отступая. Вот так, крепко стояли, и побежали, ловя спинами русские стрелы!
— Что случилось⁈ — проорал Святослав Еремею.
— Решили, что осаду на стенах держать сподручней. Затворяться станут.
— За ними!
Русское войско кинулось в погоню, рассчитывая «на плечах» замешкавшихся ошельцев ворваться в город, но ворота закрылись раньше, отсекая и находников, и задние ряды земляков. Последних перебили быстро. Теперь ничто не мешало осаде.
Прикрываясь щитами, русское войско кинулось рубить городню[1], на головы им полетели стрелы, копья, а затем и бревна.
— Берегись!!!
Люди повалились, что деревянные чурки. Новый натиск. Крики. Зловещий стук топоров. Лязг железа. Кровь. Смерть. Ветер усилился, он гнал по небу угрюмые тучи, поднимал столпы пыли, швыряя ее в лица осаждавших.
— Навались!!!
Частокол городни поддался, из пролома просыпалась земля. Русичи полезли по образовавшейся насыпи. Сверху их накрыл дождь из стрел, но хлынувшую лавину уж нельзя было остановить. Топоры заработали с удвоенной силой, высекая россыпь щепок. Пролом расширялся. Булгары сгрудились, усиливая оборону. Началась рукопашная, с остервенением, скрежетом челюстей и предсмертной хрипотой.
«Была б каменной стена, вот так не прорвались бы. Камень — граду защита, — рассматривал Святослав зияющую в прясле[2] дыру. — Да где ж его набраться в лесных краях⁈»
— Жги! Жги!!! — заорал Еремей, видя, что владимирцы начали пятиться, уступая ярости булгар.
— Куда жечь, ветер же на нас⁈ — перекрикивая шум, прорычал Святослав.
— Прогорит.
Охапки приволоченного от причала сена занялись быстро. Пламя кинулось лизать подошвы прясел. Черные клубы дыма повалили вдоль стен с неожиданной прытью, но ветер не хотел, чтобы смрад портил кристальный волжский воздух, и пригнул дым к самой земле, заставляя его стелиться смертоносным туманом. Казалось, раскаленные стены Ошеля задышали сажей и пеплом. Жар опалил лица осаждавших русских воинов, полез в легкие, вытягивая кашель.
— Сами себя пожгли! — разозлился Святослав.
— Отойдем. Куда они денутся, — Еремей прятал досаду за видимым спокойствием.
— Отходим! Отходим!
Рев труб подавал знак отступать. С закопченными лицами и белозубыми улыбками, булгары улюлюкали со стен, радуясь временной победе. Им тоже досаждал дым, но они того не замечали, они нахваливали его за подмогу. Русские неспешно уходили к лесу. А кто говорил, что будет просто взять один из самых крепких градов Булгарии?
Река поманила, воины кинулись смывать сажу, промывать глаза. Кто-то повалился без сил прямо на траву, кто-то уже стягивал броню, вытряхивал песок из сапог. В небольшой ложбинке запылал костер, видно собрались обедать… Войско теряло удаль, растекалось, что жидкое тесто по сковороде.
— А ежели булгары с Биляра придут или с Булгара, не так тут и далеко, — высказал опасение Святослав, — да хоть эти же со стен слезут да подступятся?
— Не успеют, пусть дружины передохнут, — не поддержал князя Еремей. — Вон раненых перевязать надобно, потрапезничать. А темнеть начнет, пойдем мертвых соберем, а уж завтра…
Ждать до завтра⁈ Когда ошельцы потушат и подлатают стены, когда может подойти подкрепление? Ну, уж нет!
— Исполчиться!!! — заорал Святослав что есть мочи. — Исполчиться!!!
Сам вырвал трубу у растерявшегося гридня и яростно затрубил. Воины, недовольно бурча, все же поднялись, снова начали натягивать опостылевшую броню.
— Княже, зачем? — зло зашептал Еремей. — Люди устали.
— В могиле предлагаешь отдохнуть? — стрельнул колким взглядом во владимирского воеводу Святослав. — Обходить станем, с наветренной стороны. Град сегодня взять надобно.
Войско, обогнув град двумя железными потоками, выстроилось у главных городских ворот, ожидая приказа на новый приступ. Огонь продолжал бушевать с закатного конца Ошеля, где-то внутри слышались крики пытающихся затушить распоясавшееся пламя.
Святослав выехал пред полками, сейчас надобно, чтоб каждый его услышал, нужно вернуть боевой порыв:
— Братья и дружина, ныне нам два пути — или добро, или зло! Потянем быстрее!
— Потянем!!! — сотни глоток проорали ему в ответ.
Святослав с оголенным мечом ринулся к воротам, увлекая за собой дружину. Где уж тут успеть крупному и нерасторопному Еремею. А ветер грубо толкал в спину, нес над головами сухую траву, мятую листву и сломанные ветки — уж и не ветер, а могучий ураган. Да то и к лучшему.
Снова закипел бой.
