Витляна, – вот тебе и рассветет.
– Нам еще за княжной заходить, – напомнила Правена.
– Сейчас соберусь. – Влатта невозмутимо потянулась. – Поспеем. Княжна, поди, сама до полудня собираться будет.
– Вот и нет! – Правена засмеялась. – Она же в первый раз к березкам пойдет! Небось с белой зари сидит готовая. У меня так было.
– Негоже заставлять ее ждать! – строго напомнила Витляна. – Княгиня огневается.
Влатта лишь двинула насмешливо ртом: и что она нам сделает? Княгиня Эльга не станет воевать с бестолковыми девками, тем более на Зеленого Ярилу – девичий велик-день, завершение пятидневных праздников начала лета. Зеленая Пятница [6] отмечает конец зимы и приход лета. Вышла Заря-Зареница, взяла у брата-Солнца золотые ключи, отомкнула землю, все призвала к новой жизни: людей живых и мертвых, птиц небесных, зверей рыскучих, березы белые, зелья могучие. Первые два дня посвящались угощению дедов, разбуженных приходом тепла: кияне ходили на жальник и там пировали на могилах, оставляя раскрашенные в разные цвета яйца. Это называлось Весенние Деды и Весенние Бабы. Потом был день Велеса-Пастуха: скотину впервые выгнали на новую траву, а пастухи, покинувшие дом на все лето, с заговором обходили стадо, чтобы затворить к нему путь лесным хищникам. Потом главы семей с самим князем ходили смотреть ростки озимой ржи, сперва на «божье поле» близ Святой горы, а потом всякий на своем наделе. Там тоже пировали, лили в борозды пиво, закапывали в углу поля кости жертвенного барашка.
И вот сегодня пришел последний день Зеленой Пятницы, посвященный тем, кому умножать род человеческий: будущим невестам и женихам. Сегодня созревшие девочки станут девушками, а неженатая молодежь присмотрит себе пару для летних игрищ. Быть может – и для осенней свадьбы.
– Ты яйцо-то приготовила? – спросила Правена.
– А то как же! – Влатта оживилась. – Всех наших кур обобрала, по двору из-за них не пройти. Зато всем хватит!
Сняв рушник с лукошка, с гордостью показала десятка два яиц, выкрашенных луковой шелухой и березовым листом. Витляна с Правеной переглянулись и дружно прыснули со смеху. Каждое яйцо означало поцелуй, которым сопровождается подарок; Влатта поистине позаботилась, чтобы на всех хватило!
«Ну а что же делать, если этого добра у меня много! – в прошлые годы отвечала она на эти насмешки. – Курам скормить! Или на старость засолить?»
Сами Витляна и Правена приготовили только по одному, зато позаботились поверх окрашенной скорлупки расписать узорами, будто игрушку. Витляна точно знала, кому должна отдать свое; Правена знала, кому не хочет его дарить. А кому хочет – лежала на сердце некая надежда…
– Пойдем пока… – Правена потянула Витляну за руку. – Нужно же еще… Помнишь, я тебе говорила, мне княгиня велела? Ну… чтобы привести…
– А! – Витляна вспомнила. – Пестряныч!
– Тови? – Влатта, рывшаяся в своих пожитках, обернулась. – Он в избе у госпожи. Привести вам его? Да где же этот гребень, даймон его взял? Госпожа бранится, если я на двор нечесаная выхожу.
– Пойдем сами, – с мольбой прошептала Правена. – Она же до полудня будет возиться.
– Ну, пойдем, попросим Фастрид. Мы тебя ждем, слышишь? – строго напомнила Витляна Влатте.
– Я как лист перед травой!
Правена фыркнула, не очень-то веря. Безалаберную Влатту они с Витляной знали очень хорошо: были ровесницами и в один год стали взрослыми девушками. Четыре лета назад, в такой же ясный день, когда наряженная в новое зеленое платье земля-мать ткала себе поясок из прохладных прядей ветра и золотистых теплых лучей, расшивала его щебетом малиновки и дрозда, они все три одна за другой залезли на березу, а потом спрыгнули вниз, и Сияна с Огняной, старшие сестры Правены, тут же надели на каждую из них нарядную девичью плахту. Держана, старшая сестра Витляны, опоясала их новым поясом, и они стали такими же, как их сестры, готовыми невестами. Когда завивают кольцами ветви на березах, девам-одногодкам полагается поцеловаться через венок, и они становятся как сестры. Посестримство сохраняется на всю жизнь, и даже когда у бывших девок уже появятся дети и внуки, они, сойдясь где-нибудь на «бабьих кашах», будут вспоминать этот весенний день.
Конечно, среди населения киевских гор, предградий и разных выселок имелись и другие девушки, в тот же день надевшие плахту – Киев-то город большой. Но Витляна, Правена и Влатта выросли в дружинном кругу, принадлежали к семьям бояр, воевод и гридей, а в нем не только мужчины, но и женщины с детьми держались поближе друг к другу, не очень смешиваясь с простыми киянами. Это была самая что ни есть «русь», в нее же входили варяги-хирдманы и полуваряги из смешанных семей. Этот круг говорил на «русском» языке, то есть схожим с варяжским, но изменившемся за несколько поколений среди славян. Славянский язык в нем тоже все знали и могли свободно говорить на любом из двух, а богов почитали и тех, и других; мужчины держались скорее варяжской веры, а женщины – славянских обычаев, унаследованных от местных матерей и бабок. У Правены мать была славянка-уличанка, отец – варяг из свеев; у Витляны мать и отец сами были смешанного происхождения. В жилах Влатты славянской крови не было ни капли, но выросла она в тех же обычаях и лишь иногда вставляла греческие слова.
Но и в этом кругу за общими занятиями сходились девушки разного положения. Витляна была самой знатной девой в Киев, кроме княжны: дочь Уты и воеводы Мстислава Свенельдича, она была племянницей самой княгини Эльги. Даже когда эти три девушки лазили на березу, на опушке рощи сидели на траве трое здоровенных парней с длинными волосами, заплетенными в несколько косичек – бережатые отца Витляны присматривали, чтобы с младшей воеводской дочерью ничего не случилось. Ведь став полноправной невестой, она превратилась в очень и очень дорогую добычу…
Если бы Влатту кто-нибудь похитил, Фастрид бы только обрадовалась. Ее мать, Акилину, Хельги Красный привез из первого Ингварова похода на греков и взял в младшие жены. К тому времени он уже два года был женат на Фастрид, и перед самым началом похода у них родился сын, Торлейв. Понимая, что с войны может не вернуться, Хельги Красный не спускал корабли до родов жены и тронулся в путь, только убедившись, что обзавелся сыном. Все войско в это время ждало его близ устья Дуная, к большому недовольству Ингвара и воевод. Очень может быть, что эти несколько дней задержки и дали возможность тогдашнему василевсу, Роману Старшему, и патрикию Феофану, которому он поручил оборону столицы, подготовить к бою ветхие огненосные хеландии…
Год спустя сына родила и Акилина. Она назвала его Патроклом, а в доме его по матери
