Это утешение Марии сопровождало Аманду все время, пока она заканчивала укладывать свои сундуки. В последний раз она окинула нежным взглядом комнату, в которой жила двадцать лет. У нее хватило силы духа спуститься по изгибающейся лестнице в холл, где она должна была встретиться с доном Фелипе. Ей не позволили даже провести брачную ночь в Буэна-Виста, потому что дон Фелипе требовал выехать как можно скорее в Мексику, а ее новый дом.
Холл оказался пустым, и Мария пошла вместе со слугами к карете, чтобы проследить за укладкой багажа; ее ворчливый голос плыл в неподвижном раскаленном воздухе, заставляя Аманду улыбаться. Она ждала Фелипе, всем сердцем не желая покидать дом, который любила и где все было таким знакомым и родным.
Вот крошечные следы на витых балясинах лестницы, оставленные, когда у Аманды резались зубки; а вот серповидные рытвины в дереве позади любимого кресла её отца, также сделанные Амандой и парой новых башмаков, когда она болтала ногами в воздухе. Мелочи, глупости, сохраненные в памяти и такие дорогие.
Аманда медленно повернулась, оглядываясь, рисуя в памяти картину, которую будет вспоминать потом, чтобы не чувствовать себя такой покинутой. Огромное зеркало в изящной кованой медной раме висело немного криво, и Аманда подошла, чтобы поправить его. Зеркало висело на стене около двери в кабинет ее отца — теперь это кабинет дяди Джеймса, — и, поправляя пальцем раму, она остановилась, услышав голос дона Фелипе.
Он, должно быть, сошел вниз раньше ее и удивляется теперь, что это так надолго задержало его невесту. Дверь слегка приоткрыта; она просто тихонько постучит и скажет ему, что уже готова:
Но, подойдя к двойным дверям и намереваясь постучать, Аманда замерла с поднятой рукой.
— Не будьте смешны, сеньор Камерон! — говорил дон Фелипе, и в его голосе звучало презрение. — Я не собираюсь отказываться от выполнения нашей сделки. Я ведь женился на вашей племяннице, разве не так?
— Да! И теперь вы получили в свое полное распоряжение Буэна-Виста! — В голосе Джеймса Камерона звучало отчаяние. — Не забывайте, дон Фелипе, что это я подделывал бухгалтерские книги, это я брал на себя весь риск, продавая вам скот но такой низкой цене, что вы могли перепродавать его французским войскам с баснословной прибылью! Если бы не я…
— Если бы не вы, сеньор Камерон, — нетерпеливо оборвал его дон Фелипе, — Буэна-Виста продолжала бы процветать, как при вашем брате. Это вы и ваша вульгарная склонность к игре почти разорили Буэна-Виста. И не забывайте — вы получили честную долю от того барыша, который я заработал, продавая скот солдатам Максимилиана.
— Но вы все равно не получили бы Буэна-Виста, если бы не я, — злорадно заметил Камерон. — Именно я убедил мою упрямую племянницу, что, если она не выйдет за вас, Буэна-Виста разорится.
— И вы, вероятно, правы, — сухо парировал Фелипе. — Ба! Не устраивайте бурю в стакане воды, сеньор Камерон! Вам будет позволено остаться, но я намерен очень тщательно проверять все счета, помните об этом. Я не наивная девушка, которую можно дурачить, и сурово расправляюсь с теми, кто об этом забывает.
— А что же Аманда? Она ведь захочет знать, что происходит. По какой-то непонятной причине она любит эту пыльную землю с выжженной солнцем травой.
— Аманда будет делать то, что ей скажут, — скучающим тоном ответил дон Фелипе. — Она скоро усвоит, что жена должна быть послушной своему мужу и не задавать вопросов. Думаю, вы, североамериканцы, портите своих женщин. Это по вашей собственной вине они не делают то, что вы им приказываете.
— О?.. — протянул Джеймс Камерон немного самодовольно. — Возможно, дон Фелипе, возможно. Но мне кажется, вы недооцениваете Аманду.
— А мне кажется, — мягко ответил дон Фелипе, — что вы недооцениваете меня.
В голосе дона Фелипе прозвучала угрожающая нотка, от которой у Аманды по спине пробежала дрожь, а ее вдруг онемевшие пальцы перестали сжимать ридикюль, и он со стуком упал на деревянный пол. Аманда подняла его и постучала в дверь.
— Дядя Джеймс, дон Фелипе с вами? — нервно прощебетала она, не в силах остановить поток слов, рвущихся с губ. — Я ищу его. Мои сундуки уложены, и их сейчас грузят. О Господи, их так много, и еще других вещей… А, дон Фелипе! Вот и вы!
— Да, я здесь, донья Аманда. — Он с официальным видом поклонился, но Аманда успела заметить искру подозрения в его темных глазах. — Я прощался с вашим дядей. Оставлю вас наедине, чтобы вы могли сделать то же самое. Сеньор Камерон… — Дон Фелипе протянул руку, и Аманде показалось, что они рукопожатием скрепляют сделку.
На мгновение гнев затуманил ее глаза, эхо случайно услышанного разговора снова и снова звучало в голове. В этой свадьбе не было бы необходимости — если бы не жадность и склонность к игре Джеймса Камерона, ей не пришлось бы покидать Буэна-Виста…
Альварес пристально взглянул на нее, очевидно гадая, услышала ли она что-то, и у Аманды появилось желание заявить, что она знает все. Слова вибрировали, горячие и острые как бритва, на кончике ее языка, но здравый смысл оказался сильнее. Теперь все уже сделано. Юридически она замужем за доном Фелипе, и расторгнуть этот брак без оснований будет практически невозможно — на то должны иметься доказательства, явные, веские доказательства, а их будет трудно добыть, если они поймут, что она все знает.
Кое-как — позже Аманда не смогла бы вспомнить точно, что она сказала, — она пробормотала слова прощания и, спотыкаясь, вышла из дома. Ее последним ясным воспоминанием была Мария, машущая ей мокрым от слез платком с парадного крыльца, когда карета и сопровождающие ее повозки покатились по изрезанной колеями дороге в сторону Мексики.
Аманда даже не осознавала, что плачет, пока дон Фелипе не протянул ей большой носовой платок и холодно не приказал вытереть лицо и высморкаться.
— Не думайте, что вы никогда больше не увидите Марию, — сказал он. — Я уже обещал устроить ее приезд к вам через несколько месяцев. Она слишком стара для такого напряженного путешествия.
— Да, конечно. Простите, — пробормотала Аманда, громко сморкаясь после каждого слова. Шмыгая носом, она протянула было ему использованный платок, но тут же засунула его в свой ридикюль, когда Фелипе презрительно выгнул бровь и сказал, что она может оставить его у себя.
Пока карета катилась по дороге к Рио-Гранде, смятение, вначале поглотившее Аманду, начало выкристаллизовываться в решимость. Дон Фелипе и Джеймс Камерон очень пожалеют, что сговорились против нее, очень пожалеют. А дон Фелипе Леон-и-Альварес обнаружит, что у его невесты нет ни малейшего желания быть послушной…
