«Глупо беспокоиться о том, как я выгляжу, – промелькнуло у нее. – А впрочем, не так уж и глупо... Ведь безупречный внешний вид – мой главный козырь». Кроме того, ей хотелось произвести благоприятное впечатление на человека, с которым предстояло сотрудничать.
Мадлен снова постучала, но дверь не открывали, и это озадачивало – она знала, что ее должны были ждать. Мадлен хотела еще раз постучать, но тут вдруг услышала глухие удары – словно кололи дрова, – доносившиеся из-за дома. Оставив саквояж у двери, она спустилась с крыльца и прислушалась. Затем, приподняв юбки, осторожно зашагала по траве.
Со всех сторон участок окружали высокие сосны, защищавшие его от любопытных взглядов соседей и случайных прохожих. Эту же функцию выполняли и кусты сирени, росшие вдоль стен дома. Завернув за угол, Мадлен увидела цветник и огород; земля здесь уже была вскопана и дожидалась предстоящей весны. Остановившись, Мадлен осмотрелась. Участок очень ей понравился – очаровательный тенистый уголок, где можно посидеть в прохладе в жаркий летний день и укрыться от пронизывающего ветра в холодное время года.
И вдруг Мадлен увидела мужчину. Увидела – и замерла, оцепенела.
«Что же со мной происходит? – думала Мадлен. – Какая странная реакция с моей стороны...» Однако она прекрасно знала, чем объяснялась подобная реакция. Мадлен немало повидала в жизни, но впервые видела такого мужчину. «При одном лишь взгляде на него в голову лезут грешные мысли», – промелькнуло у нее.
Обнаженный до пояса, он стоял в дальнем конце участка, спиной к Мадлен, стоял, широко расставив ноги, и, казалось, играючи орудовал огромным топором, вырубая чересчур разросшийся кустарник. Он был высок и великолепно сложен – широкие мускулистые плечи, сильные руки со вздувшимися мышцами и узкие бедра; а длинные мощные ноги обтягивали плотные черные брюки. Хотя было довольно холодно, так что изо рта вырывался пар, его плечи и спина, освещенные ярким солнцем, поблескивали от пота, и, казалось, он совершенно не замечал холода.
Глядя на него, Мадлен думала: «Сэр Райли назвал его крупным, хотя правильнее сказать – рослый, широкоплечий, могучий... Ведь крупным можно назвать любого полного мужчину, если он не очень маленького роста». К тому же Мадлен не дала бы этому мужчине тридцати девяти лет. Да и на ученого он не очень-то походил, по крайней мере со спины.
Мадлен подняла руку, чтобы убрать под капюшон выбившийся локон, и в этот момент Блэквуд замер, так и не обрубив очередную ветку, – очевидно, почувствовал, что за спиной у него кто-то стоит.
Наконец он отбросил топор и выпрямился. Затем чуть повернул голову – теперь Мадлен видела его профиль – и крикнул:
– Я ждал вас!
Голос у него был довольно приятный, но чувствовалось: он не доволен ее опозданием. Приблизившись к нему, Мадлен поздоровалась:
– Добрый день, месье Блэквуд. – Она старалась держать себя в руках, но не сумела справиться с волнением, и голос ее дрогнул.
Тут Блэквуд повернулся, и Мадлен наконец-то увидела лицо своего напарника. Причем ее сразу же поразили его глаза – светло-карие, окаймленные густыми ресницами. «Такое ощущение, что они видят меня насквозь», – невольно подумала Мадлен. Она смотрела на него, не в силах отвести взгляд. И чувствовала, что у нее перехватывает дыхание.
Блэквуда нельзя было назвать красивым. Слишком уж резкие черты лица. Чисто выбритые щеки и подбородок. С правой стороны четко очерченного рта – довольно широкий белый шрам. Волосы густые и темные, почти черные, волнами ниспадавшие на плечи. А на могучих плечах по-прежнему поблескивал пот. В общем, настоящий воин, мужественный, суровый, неукротимый.
Мадлен вдруг сделалось не по себе. И вовсе не потому, что облик Блэквуда внушал ей какие-то опасения. Просто она почувствовала, что он абсолютно равнодушен к ее красоте. А к этому Мадлен не привыкла. Да, он был равнодушен... Потому что смотрел лишь в ее глаза и не рассматривал ее так, как мужчины обычно рассматривают красивых женщин. Взгляд у него был тяжелый, мрачноватый, пристальный. И Мадлен под этим взглядом невольно поежилась.
Какое-то время оба молчали. Наконец Блэквуд отвел глаза и, взглянув на солнце, уже клонившееся к западу, произнес:
– Я ждал вас к полудню.
Мадлен пришлось сделать над собой усилие, чтобы не вспылить.
– Поезд сегодня отправился с опозданием, и я не успела на первый экипаж до Уинтер-Гарден. Приехала только что. – Она облизала губы. – Очаровательный городок...
«О Господи, что я говорю?! – спохватилась Мадлен. – Ведь я приехала сюда вовсе не для отдыха. Может, взгляд этого человека так на меня действует?»
Он молча кивнул и потянулся к белой хлопковой рубашке, висевшей на ветке дерева. Одевшись, снова взглянул на Мадлен и вдруг сказал:
– У вас сильный акцент.
Мадлен с трудом удержалась от улыбки – ее напарник констатировал очевидное.
– Но если не принимать во внимание акцент, то мой английский безукоризненный.
– Да, верно. – Он посмотрел на ее губы. – В сочетании с вашей внешностью довольно соблазнительно.
Мадлен неловко переступила с ноги на ногу. Она не знала, как реагировать на это не слишком деликатное замечание, причем высказанное совершенно равнодушным тоном.
Подбоченившись, Блэквуд взглянул ей прямо в глаза и заявил:
– И мы можем воспользоваться этим обстоятельством. Мадлен захлопала глазами. Она и на сей раз не знала, как отреагировать. Блэквуд, хотя и высказался по поводу внешности, по-прежнему оставался равнодушным к ее красоте. Но раздражало ли ее подобное равнодушие? На этот вопрос она не могла ответить.
Немного помедлив, Мадлен сказала:
– Не могли бы вы, месье Блэквуд...
– Томас. Она кивнула:
– Томас, не могли бы вы внести в дом мои дорожные сундуки. Их всего два. К сожалению, кучер не смог подъехать поближе к коттеджу, и пришлось оставить их на дороге.
Блэквуд поджал губы и едва заметно нахмурился. Было очевидно, что он колеблется. «Может, ему неприятна моя просьба? – подумала Мадлен. – Но почему, собственно? Ведь он крепкий, сильный мужчина...» Действительно, что ему стоило занести в дом два небольших сундучка? Но Блэквуд явно не желал это делать.
Он наклонился и поднял топор. Затем, размахнувшись, вонзил его в землю у своих ног и утвердительно кивнул:
– Хорошо, я их принесу. А потом, когда зайдем в дом, поговорим.
Мадлен попыталась улыбнуться.
– Благодарю вас, Томас.
Яркое солнце согревало щеки, однако тепло это было обманчивым. По-прежнему дул холодный ветер, и Мадлен, поправив у горла капюшон, подумала: «Да... В Англии зимы слишком суровые, даже здесь, в Уинтер-Гарден».
Томас наконец направился к дому, и Мадлен сразу поняла, почему он так долго колебался, когда она попросила его принести сундуки. Ее напарник сильно хромал.
