— Кто он? — спросил потрясенный этим зрелищем Венн. Он никогда не видел, чтобы спесивая Эмбла Серебряная Шея кланялась мужчинам. — Наверное, король?
Не менее пораженная Тала отрицательно покачала головой.
— Не знаю. — Она перевела взгляд на высокого, темноволосого мужчину. На его обнаженных руках были надеты золотые браслеты, а мощную грудь пересекали кожаные ремни, к которым двумя блестящими, украшенными драгоценными камнями брошами пристегивалась накидка. — Я не видела его при дворе короля Гутрума[4], — заметила Тала.
Рядом с красавцем шел человек, черный, как эбеновое дерево, и до пят закутанный в отбеленное покрывало, которое тянулось за ним по пыльной Фосской дороге.
Тала прижала ладонь ко лбу, не веря своим глазам.
Венн быстро накинул на плечо лук. Соскользнув вниз с валуна, он подал руку сестре и помог ей спрыгнуть вниз.
— Побежали наперегонки к дубу короля Оффы[5]!
Они бежали из леса быстро и молча, стараясь не нарушить тишину, так как это был месяц, когда телились самки оленя. Тала и Венн с почтением относились ко всем лесным обитателям и того же требовали от своих подданных.
Вскоре они очутились на берегу обмелевшего Лима.
Тала перебежала по мосту из деревьев и остановилась у огромного древнего дуба, под которым их дед Оффа отдыхал в день своей коронации. Дуб питали подземные воды, поэтому сучковатый ствол украшала большая крона, какой не было ни на одном из деревьев в лесу, окружавшем Черное озеро.
Проворно, словно белка, Тала вскарабкалась на дерево и устроилась высоко в ветвях, нависающих над дорогой. Венн влез следом за Талой и уселся на ветке рядом с ней.
На вырубку выскочили две борзые и остановились под дубом. Они стали нюхать воздух, прыгать и лаять. Тала быстро произнесла заклинание, псы тут же сели и заскулили, не понимая, куда девалась добыча.
— Как видите, милорд Эдон, я расчистила землю к югу от Варвика и до берега реки, — похвалилась Эмбла, проезжая под кроной дуба. — Почва здесь подходящая, как и вдоль всего Эйвона. Асгарт, мой помощник, со своими танами[6] подготовил для пашни новую пойму. На следующее лето долина до самого южного моста будет распахана и засеяна. Здесь хорошо растут овес, пшеница и хмель.
— А ты, как я вижу, весьма рачительна, — сделал комплимент жене своего племянника эрл[7] Эдон Халфдансон, с удивлением поглядывая на Лим. Он помнил эту реку полноводной, с бурным течением. А теперь на грязном дне едва хватало воды, чтобы напоить коня.
Эрл натянул поводья и остановил своего черного жеребца Титана под сенью дуба. Какое счастье скрыться от жары! Он провел рукой по лбу и бросил взгляд на долину, изнывающую от палящего солнца.
— Сколько времени не было дождей?
— Слишком долго, будь проклят Локки[8], — проворчала Эмбла.
Эмбла с ненавистью посмотрела на леса за высохшей рекой. Подняв мускулистую руку, покрытую золотистым загаром, она указала туда.
— Вот где причина всех наших бед, милорд.
— Почему? — Эдон не углядел в лесах никакой угрозы.
— Арденнская ведьма прокляла реку, вот она и высохла. Ее колдовство распространяется вон до тех дубов. Злодейка согнала с неба все облака.
— И эту ведьму зовут Тала ап Гриффин? — сухо осведомился Эдон.
Венн бросил взгляд на сестру, но Тала сделала ему знак не шуметь.
— Да. Ее зовут именно так. Это она и есть. Пусть только осмелится пересечь реку и ступить на мою землю! Я разорву ее на семь частей и засуну ее душу в плотно закрытый кувшин.
Эдон внимательно оглядел жену племянника. Высокая и дородная Эмбла Серебряная Шея производила внушительное впечатление. Полную грудь едва прикрывала льняная туника, густые завитки пшеничного цвета волос красовались на довольно изящной голове. Но, несмотря на округлость форм, она не казалась привлекательной. Голос у нее был резкий и скрипучий, а уголки тонких губ зловеще опущены вниз. Искусно гравированное серебряное ожерелье с янтарем было единственным украшением, которое позволила себе носить Эмбла. В шлеме, со щитом и в кожаных доспехах на руках и ногах, она походила на воина.
— Подожди здесь, — приказал он и, развернув жеребца, галопом помчался обратно по пыльному холму к своему каравану. В паланкине раздвинулись занавески, и подведенные сурьмой глаза леди Элойи вопросительно глянули на него.
— Еще далеко, милорд Вулф[9]? — Леди Элойя задала вопрос на родном языке Эдона, назвав его именем, которое внушало трепет.
— Не очень, — ответил он на персидском языке, родном для нее. Отодвинув занавески, Эдон заглянул внутрь темного и прохладного паланкина. — Как Ребекка? — спросил он.
— Она держится стойко, милорд, как и подобает будущей матери.
— Я постараюсь сделать так, чтобы мы быстрее добрались до Варвика, миледи. Там вам будет удобно. — Эдон опустил занавески.
Ребекка из Хеврона[10] была необыкновенно деликатная женщина. Сегодня утром у нее отошли воды, и все ждали появления ребенка, но она отказалась от услуг персидского врача и не позволила Эдону ради нее отложить путешествие в Варвик, положившись на волю Божью. Но Эдон все же приказал мужу леди Элойи, Рашиду, держаться поблизости на случай, если понадобится его врачебное искусство. Эдон кивнул носильщикам, которые подняли паланкин и размеренным шагом двинулись следом за свитой Эдона.
Множество рабов несли клетки зверинца — лошади и быки отказывались тянуть повозки с хищниками. Выразительные, с черными ободками глаза Сарины были печальны. Собаку вполне можно было принять за волчицу. Эдон приказал поместить волкодава в клетку, опасаясь, что он убежит в лес и одичает.
— Потерпи, моя красавица, — вполголоса произнес Эдон. — Скоро мы будем дома.
Эдон смотрел, как его гуртовщики прошли под сенью огромного дуба. Когда улеглась пыль, поднятая стадом кудрявых овец и шустрых коз, он вытащил бурдюк. Вынув затычку, Эдон запрокинул голову и стал пить. И в эту минуту он заметил две пары глаз, глядевших на него из кроны дерева. Мальчик и девушка застыли как мертвые среди трепещущих от жаркого ветерка листьев.
Эдон утолил жажду и закупорил бурдюк. Не опуская глаз, он спросил на непривычном для него языке бриттов, на котором не говорил уже целых десять лет:
— Итак, вы осмелились выслеживать меня? Его явно поняли, так как мальчик потянулся к ножу у пояса.
— Не делай глупостей, пащенок, — предупредил Эдон. — Я сдеру с тебя кожу, прежде чем ты успеешь меня ударить.
