Подруги оказались между колесницей и ватагой пляшущих мужчин. Благодаря этому манёвру девушкам удалось свободно попасть на главную площадь, где уже собрались самые именитые граждане Ольвии. Здесь не было такого столпотворения, как на прилегающих улицах и никто не мешал свободно передвигаться.
Эгла, поправив немного пострадавший в толчее наряд, радостно огляделась. Она была чудо как хороша в рыжей меховой шапке и коричневой накидке, отороченной лисьим мехом. В ушах красавицы покачивались длинные, в несколько ярусов серьги с кроваво-алыми яхонтами — подарок любовника к празднику. Майя же сразу отыскала взглядом господина Идоменея. Как и в тот день, когда она впервые его увидела, мужчина находился в окружении городских чиновников и представителей богатого сословия.
— Смотри! — Майя легонько толкнула подругу и указала на процессию горожан, ведущих жертвенного козла, украшенного разноцветными лентами. Рога животного были покрыты золотой краской, а копыта — серебряной.
Гул голосов ненадолго стих, и все могли услышать слова главного жреца, что эта жертва угодна богу. Рядом с ним стояла высокая темноволосая жрица в лёгком, несмотря на мороз, одеянии. Она ждала, когда сфагейон* наполнится жертвенной кровью, чтобы сразу унести его. Собранная жидкость была необходима для тайных обрядов, которые пройдут ночью после факельного шествия.
Козёл взревел, когда его стали укладывать на каменный алтарь. Тут же поднялся невообразимый вой — люди просили Диониса принять жертву. Эгла приложила руки к ушам, а Майя зажмурилась, чтобы не смотреть, как дымящаяся кровь козла, смешавшись с вином, стекает по жёлобу жертвенника в серебряный сосуд.
Колесницу с деревянным изображением Диониса установили в центре площади. От колесницы шли длинные ряды пиршественных столов, уже уставленных различной снедью: каждый горожанин, независимо от статуса, мог вкусить здесь пищу и выпить вина. На этом празднике бок о бок сидел бедняк из нижнего города и аристократ, девица из портового диктериона и скромная мать семейства, раб и его господин. Всех объединял весёлый бог вина!
Майя с Эглой одними из первых получили возможность приступить к праздничной трапезе. За столом напротив они увидели Идоменея, заметив девушек, тот кивком поприветствовал их. А после не отрываясь смотрел на Эглу, которая под его взором залилась румянцем словно непорочная девица, впервые поймавшая настойчивый мужской взгляд. Впрочем, возможно её щёки горели от неразбавленного вина.
Насытившись, девушки выбрались из-за стола и отправились гулять по площади, останавливаясь, чтобы послушать дифирамбы в честь Диониса или понаблюдать за игрой в асколию*, где участники под всеобщий хохот пытались балансировать на одной ноге на надутом козлином мехе*, смазанном оливковым маслом. Победитель этого соревнования мог рассчитывать на бурдюк, наполненный вином.
Как только девушки вышли из густой толпы, то сразу же попали в вихрь огромного хоровода. Встроившись в живую цепь, они понеслись в стремительном танце. После нескольких кругов Майя, почувствовав, что ноги её уже не слушаются, отпустила руку своей соседки и выбежала из круга, увлекая прочь и Эглу. Тяжело дыша, подруги опустились на ступени храмового портика. От быстрых движений у Майи сполз с головы платок, а у Эглы съехала набок меховая шапка. Они посмотрели друг на друга и расхохотались.
— Привет, — раздалось над их головами, и на ступени рядом с девушками упала тень. Майя подняла глаза.
— Здравствуй, Тихон, — улыбнулась она мужчине.
— Я искал тебя с самого утра. Знал, что ты будешь на празднике.
Им приходилось кричать, чтобы расслышать друг друга в шуме, царящем на площади. Он протянул руку девушке и помог ей подняться.
— Это моя подруга Эгла, — представила Майя. — Эгла, это Тихон, его хозяин поставляет дрова в дом господина Идоменея.
Мужчина протянул руку Эгле, но та отклонила помощь и встала со ступеней сама. Она с надменной улыбкой оглядела Тихона и перевела насмешливый взгляд на подругу.
Майе стало неловко перед мужчиной. Конечно, его одежда — грубой выделки овчинная шкура и островерхая войлочная шапка — выглядела слишком просто и бедно по сравнению с нарядами богатых горожан, но кем была сама Эгла некоторое время назад? Майя тихо вздохнула. Как же скоро её красавица — подруга забыла о прошлых неприятностях и как быстро начала верить, что безбедная жизнь — это навсегда.
Эгла направилась к деревянным подмосткам, на которых готовилось выступление хоров. Она шла не оглядываясь, а Майя с Тихоном молча следовали за ней. Перед сценой Эгла остановилась и кинула через плечо:
— Ужасно хочу пить. Не мог бы твой ухажёр, Майя, раздобыть для нас килик вина? — Когда мужчина ушёл, Эгла повернулась к подруге. — Откуда он взялся, этот Тихон?
— Я же сказала, его хозяин поставляет нам дрова. А познакомились мы на верфи.
— На верфи?! — округлила глаза Эгла. — Когда мы жили возле неё, у тебя не было таких знакомых, а стоило переехать в приличное место, как начала заводить ухажёров с верфи! Что с тобой, Майя?
— Это произошло случайно, — покраснев, пробормотала девушка.
— Он тебе нравится?
— Не знаю…
Тут подошёл Тихон, и они замолчали. Мужчина протянул вино Майе, и та, сделав пару глотков, отдала чашу Эгле. Напившись, девушка вернула посуду с остатками вина подруге.
— Будешь? Там ещё осталось немного, — спросила Майя Тихона.
— Нет, — покачал головой он. — Мне хватит на сегодня.
— Настоящие эллины на Линеях напиваются допьяна, — съязвила Эгла.
— Я не эллин, — возразил Тихон. — Моя мать была из Фракии.*
— А отец? — поинтересовалась Майя.
— Мать ничего не рассказывала о нём, — пожал плечами мужчина. В этот момент загрохотали барабаны, публика перед сценой притихла, затем нежный напев флейты известил о начале выступления хоров, и разговор пришлось прервать.
К вечеру весь город был пьян. Добропорядочные горожанки спешили укрыться в своих жилищах до темноты: женщинам, заботившимся о репутации, без сопровождения мужчин находиться на улице не стоило. Во время Линей снимались все запреты, не стыдно было пить неразбавленное вино и напиваться им до беспамятства, петь похабные песни, приставать к девушкам и тискать женщин. После захода солнца на празднике веселились лишь посвящённые в культ Диониса.
Тихон вызвался проводить подруг до дома. Сначала Эгла не хотела идти и настаивала на участии в факельном шествии, но после очередного килика девушку совсем развезло. Теперь Майе приходилось прилагать немало усилий, чтобы самой удержаться на ногах, ступая по обледеневшей улице, и поддерживать качающуюся во все стороны подругу. Тихон, глядя на мучения девушки, одним махом взвалил Эглу себе на плечо, Майя подобрала упавшую шапку.
Гектор долго не открывал, а когда замок всё же лязгнул, в появившейся щели показалось остриё копья. И только узнав голос Майи, старый слуга убрал оружие и распахнул дверь.
Внутри дома было темно и тихо, Идоменей с праздника ещё не вернулся. Тихон осторожно положил свою ношу на ковёр перед очагом и повернулся к Майе.
— Завтра в театре представление. Пойдёшь?
— Пойду, — кивнула девушка. — Только я буду не одна, — перевела она взгляд на спящую Эглу.
— Приходи с ней, — не стал возражать мужчина. — Встретимся внутри. Я постараюсь попасть в театр пораньше, чтобы занять для нас самые лучшие места.
Когда Тихон ушёл, Майя принялась раздевать Эглу. Гектор, наблюдавший за этим, сердито прошептал:
— В таком виде ей находиться в господской спальне нельзя! Забери её на ночь к себе на топчан.
Девушка ничего не ответила. Она нарочно долго возилась с Эглой, дожидаясь, когда ворчливый слуга уйдёт в свою комнату. Как только дверь за Гектором закрылась, Майя накинула на спящую Эглу меховую накидку и легла рядом с подругой.
__________________________________________________
Агора — площадь, центр общественной и торговой жизни полиса.
Лемб, келет, керкура — древнегреческие торговые суда.
