Глава 1. Зел и Елена
1.
Она перед тобой, о воин многославный,
Неверная жена, любовница Париса!*
Что ж медлишь ты, свой грозный меч не опускаешь
На голову блудливую её?
О Менелай!* Неужто ты забыл
О страшной клятве на краю могил,
В которых за вратами покорённой Трои*
Спят мёртвым сном Эллады* славные герои?
Устрой погибшим пышные поминки!
На погребальных играх* возведи костры,
Чтоб искры до небес взлетели
И звёздный свет затмили высоты.
Для утоленья жажды мертвецов
Готова жертва и ножи жрецов,
Елены кровью окропи
Поруганный алтарь любви.
Впитают её кровь сухие камни,
Слезами жён и матерей прольют дожди
И новою весной из той земли
Взметнутся к солнцу дружные ростки.
Но Менелай сомненьем обездвижен,
Он голоса богов не слышит,
И дуновенье ветерка его ласкает пряди
Как ласкала Елены нежная рука.
Порыв ветров с покатых плеч срывает
Тончайшей выделки хитон*,
И обнажённой красотой
В лицо упрёк ему кидает.
И видит Менелай — она чиста!
На белом теле ни следа
От жадных губ Париса не осталось.
Спокойны груди, высоки, вверх устремлены соски
И золотым плащом волос окутан тонкий стан.
Как розы лепесток свежи уста,
Как звёздочки блестят глаза.
То явь ли?.. Сон?.. Она всё та…
Девичий голос звенел и поднимался высоко к потолку, украшенному квадратами кессонов* из резного орехового дерева. Когда Хиона закончила читать поэму, Федра одобрительно кивнула:
— Твоё прочтение прекрасно.
— Благодарю, госпожа, — просияла девушка.
Галена, сидевшая рядом, пожала плечами и ничего не сказала, а Клития, всё ещё находящаяся под властью стихотворных строк, смотрела невидящими глазами в распахнутое окно, словно пыталась разглядеть в глубине сада нагую Елену и Менелая с безвольно опущенными руками. Рот девушки был приоткрыт.
— Известен ли автор этого произведения? — спросила Федра.
— Стоит подпись некого Астровиса, госпожа.
— Никогда не слышала о таком.
Клития, наконец очнувшись от охватившего её забытья, обратилась к хозяйке гинекея:
— Почему Менелай простил Елену, госпожа? Из-за её красоты?
— Он её любил… — задумчиво прошептала Хиона.
— Она была его женой, Клития, — ответила Федра. — Не забывай о том, что боги благословили этот брак.
— Но разве может муж простить измену жены? — не унималась рабыня.
— Не обычную измену, моя милая. Елена полюбила Париса не по своей воле, она стала жертвой ссоры всемогущих богинь. Соперницы, не желая уступать друг другу первенство в красоте, внушили жене Менелая любовь к троянскому царевичу. Но Менелай очень любил свою жену, как правильно заметила Хиона, оттого он руководствовался не жаждой мести, но мудростью, и потому не стал убивать Елену.
— Сколько ни в чём не повинных людей погибло из-за этой распри! — вставила Галена.
— Увы, боги не всегда милосердны к простым смертным, — вздыхая о чём-то своём, проговорила Федра.
Клития бросила сочувствующий взгляд на госпожу. Она догадывалась, отчего хозяйка Тритейлиона так грустна последнее время.
Обсудив поэму, женщины вернулись к своим занятиям. Клития за те годы, что провела в гинекее, стала превосходной вышивальщицей и ничуть не уступала в мастерстве хозяйке Тритейлиона. Хиона тоже успела научиться многому, но к рукоделию у неё душа никогда не лежала. Овладев чтением и письмом, девушка открыла для себя целый мир, манящий и таинственный.
Господин Идоменей, всегда поощрявший любознательность своей ученицы, разрешал ей пользоваться библиотекой и читать сколько душе угодно. И пусть Галена всё так же недолюбливала Хиону, считая её бездельницей, не приносящей никакой пользы поместью и господам, но недовольство высказывать остерегалась — перечить господину Идоменею было опасно. Даже в его отсутствие в Тритейлионе все хозяйские распоряжения выполнялись беспрекословно.
Хиона отошла от окна, подле которого читала поэму, и, свернув свиток в тонкую трубочку, убрала его в керамический футляр. Старая служанка посмотрела на юную рабыню и подумала: «Хочешь жить спокойно в старости — надо молчать и терпеть».
Вдруг Клития вскочила и, указав рукой в сторону открытого окна, воскликнула:
— Госпожа, там, внизу, на террасе, чужой мужчина!
Федра со своей служанкой последовали примеру молодой рабыни — поспешили к окну. Хиона, наоборот, отступила вглубь комнаты.
Мужчина, увидев женщин, согнулся в низком поклоне, ожидая, когда одна из них обратится к нему. Незнакомец был коренаст, невысок, со смуглой кожей и совершенно лысой головой, на лице незваного гостя тоже не наблюдалось никаких признаков растительности. Такая внешность в совокупности с глубоким, подобострастным поклоном, выдавала в мужчине раба. В то же время, для невольника он был очень хорошо одет: хитон из выбеленной ткани с вышивкой по подолу спускался ниже колен, перекинутый через плечо тёмно-синий гиматий*, подхваченный на талии широким ремнём, лежал ровными складками, на ногах — добротные кожаные сандалии. В руке неизвестного Федра разглядела свиток. «Это чей-то посланник, — догадалась она. — Но кто его пустил на верхнюю террасу?»
Первой мужчину узнала Галена.
— Госпожа, это же Зел!
— Зел?
— Пестун* ваших сыновей. Он уехал с ними в Афины семь лет назад…
— О, я помню Зела… Как он изменился! — воскликнула Федра и обратилась к согнутому в поклоне рабу: — Это ты, Зел? Я не узнала тебя.
— Да, госпожа, это я, ваш преданный раб, — мужчина распрямил спину, но плечи его так и остались поникшими, а голова опущенной. — Я привёз вам послание от господина, — он вытянул руку со свитком вперёд.
— Пусть Клития сходит, — предложила Галена.
— Нет, я сама за ним спущусь, — возразила Федра и, подхватив подол платья, поспешила к лестнице.
— Я с вами, госпожа! — кинулась за ней следом пожилая служанка.
Взяв свиток из рук Зела, Федра спросила:
— Передал ли твой господин что-нибудь на словах?
— Нет, госпожа, — раб отрицательно покачал головой. — Всё в письме.
— Как мои сыновья, супруг?
— Они благоденствуют, госпожа.
— Почему ты приехал один?
— Так захотел господин. Он считает, что молодые господа уже не нуждаются в моих услугах, и приказал мне вернуться в Таврику.* Здесь, в Тритейлионе, я буду ожидать его возвращения. Управляющий Нисифор уже подобрал мне жилище в посёлке рабов.
— Что ж, если ты устроен и тебе больше нечего сказать, то можешь идти.
— Слушаюсь, госпожа, — мужчина снова низко поклонился.
Федра с Галеной вернулись в дом, а Зел, сделав несколько шагов к лестнице, ведущей с террасы, остановился в тени дерева и, обернувшись, внимательно оглядел окна гинекея.* Словно в ответ ему в одном из оконных проёмов появилась Клития. Мужчина бросил цепкий взгляд на девушку и покачал головой: нет, не она. Тот звонкий голос, что звучал некоторое время назад, не мог принадлежать рыжеволосой рабыне. О эти нежные переливы на певучем ионийском наречии!..* Когда Зел слушал чтицу, всё в нем вибрировало, словно он был музыкальным инструментом, на котором перебирала струны невидимая рука.
Через мгновение Зел увидел выходящую из дверей гинекея незнакомую светловолосую девушку в коротком хитоне. Она, подхватив стоявшую на крыльце корзину, легко сбежала по ступеням и направилась к цветнику, что-то тихо напевая. Зел перестал дышать. Он не сводил глаз с ничего не подозревающей Хионы. И лишь когда девушка скрылась из виду, мужчина судорожно вздохнул. Он не ошибся, это она — Елена.
Хиона вернулась из сада с полной корзиной свежесрезанных цветов. У крыльца подругу перехватила Клития:
— Не ходи пока к госпоже, — предупредила она девушку.
— Что случилось, Клития? Наша госпожа чем-то расстроена?
— Только начала читать письмо, и сразу в слёзы. Галена тут же прогнала меня.
— Что же там такого, в этом письме? — обеспокоенно спросила девушка.
