— Всё как обычно — молодые господа опять не приедут в Таврику навестить свою матушку, потому как всё время в разъездах находятся. Господин с ними будет до конца навигации, а на зиму отправится в Ольвию, где ему нужно следить за постройкой двух новых кораблей.
— То, что они не приедут, было известно ещё весной, господин говорил об этом, — сказала Хиона. А вот о зимовке в Ольвии девушка не знала, и ей стало грустно оттого, что она ещё долго не увидит господина Идоменея.
— Два года наша госпожа не видела сыновей… И господин бывает в Тритейлионе лишь наездами, а раньше жил подолгу и ночи все в гинекее проводил.
Хиона закусила губу и покраснела. Она всегда смущалась, если Клития принималась обсуждать интимную жизнь хозяев.
— Господин любит госпожу Федру и подолгу беседует с нею, когда живёт в поместье, — попыталась возразить она.
— Днём да, правда твоя, но к ночному ложу давно дорогу забыл.
— Не надо больше говорить об этом, Клития, прошу! Ты ведь знаешь, как я люблю нашу госпожу, но и господин Идоменей мне очень дорог. Все размолвки между ними для меня невыносимы, потому как ни на чью сторону я встать не могу…
— А я всегда на стороне госпожи! — с вызовом ответила Клития. — И считаю, что господин Идоменей не должен надолго оставлять её одну!
— Не будем об этом, — мягко попросила подругу Хиона.
Зел
Вернувшись в посёлок, где жили рабы, Зел сразу заперся в своей комнате и не выходил из неё до самой ночи. Мужчина не отвечал на стук, не откликнулся и на приглашение к вечерней трапезе. Лишь когда в посёлке все угомонились, он приоткрыл дверную створку, чтобы впустить в помещение немного прохладного воздуха.
Сидя у стены, Зел некоторое время смотрел через проём на наливающееся ночной синевой небо, на котором одна за другой загорались звёзды. Затем опустил взгляд ниже, к закруглённым кронам деревьев, тёмными волнами поднимающимся к вершине холма и укрывающим от посторонних глаз верхние террасы поместья. В боэдромионе* небо опускается ближе к земле, и звёздам становится тесно. То и дело срываются они с небесной полусферы, прочерчивая в ночном воздухе тонкие серебристые линии. Две, три, четыре… Настоящий звездопад!
Но Зел знал — подобное не к добру, как и не к добру появление в поместье этой белокурой Елены. Неужели Тритейлиону грозит участь Трои? Он слышал, как девушка читала поэму о Елене и Менелае, как торжествующе звучал её голос, когда она описывала сцену, в которой обманутый муж снова стал жертвой чар своей красавицы-жены. Нет, дочь Леды* и Зевса* не умерла, напрасно люди думали, что она смертна! Она жива по сей день и может принимать разные образы: быть черноокой персиянкой или рыжеволосой скифянкой*, смуглокожей египтянкой или зеленоглазой фракийкой.* Но самые опасные — это светловолосые Елены, ибо они дочери той, что стала причиной многолетней войны и гибели неприступной Трои.
Зел долго сидел со своими тревожными думами, вглядываясь в тёмное небо, провожая взглядом летящие к земле звёзды. Одна из них вспыхнула особенно ярко, и стало светло, как днём, а мужчина незаметно вернулся мыслями в прошлое…
Ему вспомнились юркие камары*, скользящие по тёмным волнам и окружающие неповоротливое торговое судно. Мускулы гребцов напряжены, тела блестят от пота, ещё пара взмахов вёсел — и нос лодки утыкается в потемневший от морской воды дощатый борт.
Одним прыжком перепрыгивает юный Зел с камары на корабль. Пока взрослые его соплеменники сражаются с экипажем судна, они с братьями занимаются грабежом: ловко лавируя между дерущимися, тащат к бортам и скидывают вниз на лодки тюки с тканями, мешочки с серебряными монетами, дорогую посуду и оружие. Как только камары оседают под тяжестью груза, следует клич, и Зел со всеми возвращается в лодки.
На берегу, подхватив свои лёгкие суда, уходят они заповедными тропами в горы. Там прячут камары в каменистых расщелинах до следующего грабежа и с богатой добычей, распевая песни, возвращаются в свой посёлок высоко в горах, где их радостно встречают старики, женщины и дети.
Много раз ходил Зел на опасный промысел. Удача всегда сопутствовала ему и братьям. Они оставляли серебро себе, а остальную добычу отправляли на рынки ближайших городов.
Но торговцы не собирались терпеть убытки из-за набегов дерзких тавров.* Против пиратов выступили отряды наёмников, которые провели облаву по всему побережью. Многих соплеменников Зела убили, остальных — угнали в рабство. В горячей схватке погибли братья, а Зел со своим другом попал в плен.
Они решили бежать в первую же ночь, пока их не увезли далеко от родных гор, но не успели сделать и нескольких шагов, как их схватили. Зел не сопротивлялся, и его оставили в живых, а друга, боровшегося с яростью дикого зверя, тут же закололи.
Пройдя через руки нескольких перекупщиков, Зел оказался в поместье господина Идоменея. Сначала он работал на виноградниках и каждую ночь видел во сне родные горы, но со временем понял, что возвращаться домой ему не хочется. Жизнь раба в богатом поместье сытней и безопасней, чем жизнь свободного тавра в горном селении, поэтому скоро Зел смирился со своей участью. Он безропотно плыл по течению судьбы, выпустив из рук вёсла, но неожиданно река его жизни сделала крутой поворот.
Младшему хозяйскому сыну было всего четыре года, когда он неведомым образом ускользнул из-под опеки нянек и сумел добраться до виноградников. Там, уставший и заплаканный, он уснул в одной из виноградных лунок. Пропажу обнаружили быстро, но рано наступившие осенние сумерки мешали поискам.
Тут Зелу улыбнулась удача: он нашёл крепко спящего мальчика и принёс его в посёлок. Наутро Федра пожелала наградить спасителя сына и подарила рабу тёплый шерстяной плащ и серебряный перстень.
Господин Идоменей, прибывший в поместье через несколько дней после происшествия, поговорил с управляющим, узнал, что раб сей трудолюбив и нрав имеет смирный, и решил сделать юного тавра пестуном своих сыновей. Теперь Зел находился вместе с хозяйским детьми с утра до вечера, только на ночь уходя в посёлок.
Когда пришло время старшему сыну Федры и Идоменея постигать эллинскую грамоту, молодому рабу было поручено присутствовать на занятиях. В обязанности Зела также входило следить за письменными принадлежностями ученика: обновлять восковые таблички, наполнять чернильницы, чистить пергаменты, разравнивать песок в песочнице, на котором чертил разные знаки учитель, объясняя задачи.
Сначала Зел дремал на уроках, убаюканный тихим голосом грамматиста* или философа, но со временем в нём пробудился интерес к происходящему. Когда же старшего его воспитанника отправили в гимназию Прекрасной Гавани, Зел стал прислуживать младшему, и тут уже не упускал ничего из того, о чём говорили на занятиях.
Незаметно для себя Зел выучился грамоте и скоро попал под власть искусного рассказа. Хрупкие папирусы и тонкие пергаменты повествовали о неведомых землях, населённых невиданными народами, о красавицах-сиренах, заманивающих неосторожных путешественников в свои смертельные объятья, о героях, совершающих подвиги во славу богов, и о богах, награждающих отличившихся смертных молодостью и вечной жизнью.
А судьба продолжала изливать на удачливого тавра свои щедроты. Вскоре раб узнал, что едет с молодыми хозяевами в Афины и сможет воочию увидеть места, описанные в библиотечных свитках. Зимой Зел сопровождал своих подопечных в афинскую гимназию, а с началом навигации путешествовал с ними по городам Эгейского и Средиземного морей, где у господина Идоменея были обширные деловые связи.
Так пролетели семь лет жизни, о которой он раньше и мечтать не мог.
Почти каждый год хозяйские сыновья приезжали в Таврику погостить в Тритейлионе и увидеться с матушкой, но Зел давно в поместье не бывал, так как всё чаще молодые господа привлекали грамотного раба к торговым делам. Сначала тот выполнял при них обязанности писаря, потом ездил с важными поручениями к хозяйским компаньонам, одно время даже был управляющим нескольких складов в Афинах. Но неожиданно господин Идоменей приказал ему вернуться в Таврику.
