— Ты, должно быть, собралась к зубному врачу, — сердито сказала Энн своему отражению.
Лицо, которое смотрело на нее из зеркала, было напряженным и мрачным.
— Почему он выбрал меня, не могу понять! — вслух сказала она, потом быстро закрепила кулон на шее и вдела в мочки ушей серьги. На кровати лежала голубая тюлевая шляпа и лента, их вчера приготовила для нее Майра. Энн надела ее и завершила туалет. Она взяла свой букет — белый с малиновым, экзотический и очень красивый. Орхидеи казались девушке символом той жизни, в которую она вступала и с которой не имела ничего общего. Но она и не ожидала, что подарки Джона изменят ее.
Майра, войдя в комнату, восхищенно воскликнула:
— Энн, милая, какая ты красивая!
И только тогда Энн забыла об убогости своего платья. Орхидеи и украшения придали ее облику утонченность, хотя в себе она этого не ощущала, и смягчили выражение ее лица. Теперь из зеркала на Энн смотрела другая девушка — с влажно блестящими глазами, яркая и трепетная. Невеста перед встречей с женихом.
— Все это сон! — прошептала она себе еле слышно.
Они шли в маленькую церковь через поле, и ноги несли Энн помимо ее воли. Джон предлагал прислать за ними машину, но из их сада до церкви была проложена тропинка, и Энн, которой не хотелось показываться на людных улицах, решила пройти пешком вместе с детьми по этой привычной дорожке.
О свадьбе не говорили никому, это хранилось в строгой тайне, и Джон пообещал уговорить викария и внушить ему необходимость соблюдать тайну. Но, дойдя до церкви, они все же поняли, что новость о предстоящей свадьбе мистическим образом распространилась сама по себе, и некоторые из самых любопытных деревенских соседей уже были здесь.
Все равно не могло быть ничего более умиротворяющего, чем эта маленькая церковь из серого камня и викарий, которого Энн знала всю свою жизнь и который совсем недавно похоронил ее отца, проведя службу с неподдельной теплотой в голосе, как человек, провожающий в последний путь дорогое дитя. И тем не менее все окружающее казалось Энн нереальным, частью странного сна, в котором девушка пребывала с той поры, когда пообещала Джону выйти за него замуж.
Он ждал ее у церкви, и, увидев его, Энн внезапно ощутила панику. «Я не могу сделать этого, не могу» — эти слова сами по себе возникли в ее сердце и повторялись вновь и вновь, пока она не почувствовала, что должна произнести их вслух, должна повернуться и бежать… Бежать от новых обязательств, от всего незнакомого и странного, и ужасного, — бежать от Джона.
Но в этот момент, казалось, другая личность владела ею: новая Энн, та Энн, которую Майра называла красивой, та Энн, которая держала в руках большую охапку экзотических орхидей и носила дорогие украшения. Эта Энн подошла к Джону, и не успела девушка осознать того, что происходит, как он взял ее за руку и тепло пожал.
— С тобой все в порядке?
Он спросил это таким тоном, как будто разговаривал с больным человеком. Она хотела объявить ему твердо, хотя и судорожно, что не может пройти через все это, не может даже ради детей. Кто этот мужчина? Что значит он для нее или она для него? «Отпустите меня! Отпустите!» — хотела сказать Энн — и не могла. Другая Энн ответила Джону, ее напряженные губы двигались с трудом, но говорила она четко:
— Со мной все в порядке, спасибо.
Он испытующе заглянул ей в глаза, затем продел ее руку в свою и повел ее по проходу в церкви.
Викарий уже ждал их. Во время службы Энн действовала автоматически. Она вручила свои цветы Майре, протянула руку, и Джон надел ей кольцо на средний палец. Она сознавала только, что чувствует озноб, что собственный голос, отвечающий на вопросы, кажется ей голосом чужого человека. И вот они уже расписываются в регистрационном журнале, и она выводит свое девичье имя в последний раз.
— Благослови вас Бог, Энн, и да будет ваша жизнь полной счастья. — Это говорил викарий. Он пожал обе ее руки и по-отечески похлопал по плечу. — Нам жаль расставаться с вами, милое дитя. Она была незаменимой помощницей в деревне, сэр Джон. Мы будем скучать без нее.
Энн не слышала, что ответил Джон. Она повернулась к своим родным, которые ждали ее. Первой она поцеловала Майру.
— Это была прелестная свадьба, дорогая, — сказала та.
Потом Энтони и Энтониету.
— Мы почти не слышали тебя, — объявила девочка. — Ты просто шептала свои слова. Зато Джон блистал. Правда, Джон?
Близнецы смотрели на него с гордостью. Энн поняла, что они уже видят в своем новом родственнике героя, достойного обожания. Нельзя сказать, чтобы это ей понравилось. Она ощутила в сердце легкий укол ревности: раньше у нее не было соперников.
— Я заказал особенный ленч для нас в Лондоне, — объявил Джон, когда они ехали на станцию.
— Вы не забыли про торт? — забеспокоилась Майра.
— Когда вы узнаете меня лучше, вы будете уверены, что я никогда ничего не забываю, — поддразнил ее Джон.
— Охотно верю, — заявила Майра. — Думаю, вы ужасно предусмотрительны. — Она гордо посмотрела на свои розы.
— Цветы придется оставить в машине, — сказал Джон. — Энн будет неловко предстать перед публикой в роли невесты.
В ответ Майра взяла одну розу из букета и прикрепила к платью.
— Я надеюсь только, что ваш шофер не растеряет остальные по дороге. Знаете, Джон, ведь я впервые получила цветы от мужчины.
— Разве в Литтл Копл нет молодых людей?
— Есть один. Он фермер. И он уже несколько лет вздыхает по Энн.
Джон взглянул на жену:
— Меня никто не предупредил о наличии соперника.
К своему неудовольствию, Энн почувствовала, что краснеет.
— Майра говорит чепуху.
— О нет, Энн! — возразила неугомонная Майра. — К тому же он был полезен. Во время войны он снабжал наших кур зерном. А главное, молодой картофель появлялся у нас раньше, чем у всех других.
— Вижу, мне придется подыскать какие-нибудь лавры для себя.
— О, он не может соревноваться с сапфирами, — заметила Майра.
— Я нахожу этот разговор неуместным. — Энн и сама ясно различила резкую ноту в своем голосе. Она не знала почему, но чувствовала себя не в своей тарелке и была благодарна, когда машина остановилась у станции.
В лондонский особняк Джона они приехали как раз к ленчу. Это был большой, впечатляющий дом с портиком на Беркли-сквер, и когда они вошли в парадную дверь, оказалось, что в холле их ждут слуги. Джон представил ей дворецкого:
— Треверс служит у нас больше тридцати лет. Не так ли, Треверс?
— Да, сэр Джон. И от всех слуг я хочу передать вам самые сердечные поздравления. И вам, миледи. И наши добрые пожелания по поводу столь значительного события.
