Ее сердце заколотилось, но она сказала:
— Я не аболиционистка!
— Вы любите рабство?
— Конечно нет, я его ненавижу! — Это заявление удивило ее, но она вдруг поняла, что чувствует именно так. Она ненавидит рабство. — Оно отвратительно, но мы пойманы в его ловушку так же, как и рабы.
— Вы правы, — согласился Чичеро с ноткой удовлетворения.
— Но как мы можем освободить их? — воскликнула она. — Что случится с сотнями тысяч рабов Юга, если они неожиданно получат свободу? Они беспомощны без нас. Мы их кормим, и одеваем, и даем работу. Они — маленькие дети, хуже, так как они не только неграмотны, но и невежественны…
— Как и дети, они могут учиться. Мадемуазель, тысячи тех неграмотных рабов попали в Канаду по «подпольной дороге». Там нет рабства, и они живут и работают как свободные мужчины и женщины.
Симона подумала о собаках, лающих ночью в Бельфлере, и представила черного раба, убегающего от них, чтобы начать невероятно трудный тысячемильный путь. Странное возбуждение росло в ней, возбуждение с сильной долей восхищения. Но она упрямо сказала:
— Мы не можем выращивать сахарный тростник без наших рабов, месье. Защита частной собственности гарантирована Конституцией. Эти невольники — наша частная собственность, которую украдут у хозяев похитители рабов!
— Такие, как я, — тихо сказал он. — Я бросил спокойную жизнь в Париже именно с этой целью, и если мне суждено умереть, служа «подпольной дороге», то не буду сожалеть об этом. Мадемуазель, сколько бы я мог рассказать вам!
Симона заткнула уши:
— Я не хочу слушать ваши истории. Месье Латур, я восхищаюсь вашей глупой смелостью и вашей… вашей наглостью. Но я не могу помогать вам. Я постараюсь защитить Милу от этих отвратительных охотников за рабами, поскольку уже попалась в ловушку из-за своего молчания. Но, пожалуйста, не обременяйте меня вашими секретами.
— Я не собирался обременять вас ими. Я оставляю Милу в вашей власти, потому что вынужден поступить так. Но я думаю, что она здесь в огромной опасности. — Он вынул из кармана листок бумаги и дал Симоне. — Это для Милу, но она не умеет читать. Прочитайте, пожалуйста, и передайте ей.
Симона посмотрела на его прекрасный почерк, все еще удивляясь, как хорошо он образован. Там был адрес во Вье Каре, указания и пароль.
— В этом доме она найдет друзей. Если вы предадите, я умру, и, возможно, не я один.
Сердце Симоны забилось быстрее, как будто она бежала. Она не хотела смотреть на адрес и не хотела думать, знает ли она тех, кто там живет. Она не желала ничего знать!
— Если у вас появятся подозрения, что охотники вернутся за Милу, вы должны отправить ее в этот дом.
Симона застонала:
— И как, вы думаете, я смогу это сделать?
— У меня нет выбора. Только ваша инициатива, мадемуазель.
Чичеро протянул руку за бумагой. Симона отдала. Он чиркнул спичкой и поджег листок, затем положил его на траву между ними. Симона смотрела с безумно бьющимся сердцем.
— Я принесла ей еду, — сказала она и услышала дрожь в своем голосе.
Ее слова вызвали очаровательную улыбку, осветившую его лицо и согревшую глаза. Его взгляд, казалось, благословлял ее.
— Если вам понадобится поговорить со мной, вы можете оставить устное сообщение свободному цветному в антикварной ювелирной лавке на Рой-ад-стрит. Больше ни с кем там не разговаривайте. Скажите ему, что вы ищете мухоловку из Прованса, но обязательно из травленого хрусталя.
— А если у него есть такая?
Чичеро снова улыбнулся ей:
— Купите ее, мадемуазель. И на следующее утро будьте здесь.
Он встал, отряхнулся и исчез в листве.
Симона слышала предупреждающий щебет пернатого часового, но ничто не показало, в какую сторону он ушел. Она медленно встала, поставила ногу в стремя и взлетела в седло.
«Симона, ты попала в неприятное положение», — сказала она себе. Что, если кто-нибудь… кто угодно… видел ее? Белая женщина, встречающаяся с таким мужчиной, как Чичеро Латур! Его линчуют. А она… что подумал бы Арист Бруно, узнав, чем она занимается? Но она дала обещание. Что же делать теперь?
Опьяняющее возбуждение охватило ее, и она поняла, что не свернет с той опасной дороги, на которую так неохотно ступила. Чичеро Латур оказал ей огромное доверие, большее, чем любой из всех мужчин, которых она знала, включая ее отца и брата, и она не могла сопротивляться брошенному им вызову. Она не могла подвести его, цена провала была слишком высока.
Как-нибудь она проследит, чтобы Милу добралась до отца своего будущего ребенка и до свободы.
Арист стоял у трапа на палубе своего колесного парохода «Цыганская королева» вместе с капитаном, ожидая, пока маршаль закончит поиски безбилетных пассажиров.
— Первый раз я надеюсь, что маршаль кого-нибудь найдет. — Аристу пришлось повысить голос из-за портового шума: гудков и свистков движущихся по реке кораблей, криков матросов и грузчиков с парусных барков и шхун, выстроившихся вдоль берега. — Я потерял хорошего работника, который теперь, вероятно, пытается пробраться на Север.
Капитан Эдмондс, синеглазый англичанин с румяными щеками над седой бородой, затянулся своей трубкой:
— Маршаль не найдет зайца на моем корабле.
Перед тем как эмигрировать в Соединенные Штаты, он был капитаном баржи, перевозившей грузы и пассажиров по английским каналам. Арист обнаружил, что он прекрасно водит суда по реке и скуп на слова.
«Цыганская королева» была загружена до планширов бочками с сахаром и тюками хлопка. Сладкий аромат черной патоки поднимался с палубы. На соседнем пирсе черные грузчики, блестящие от пота, уныло и монотонно пели, загружая большое судно, на котором развевался «Юнион Джек», государственный флаг Великобритании.
— Англичанин идет в Ливерпуль, — сказал капитан Эдмондс. — Хотел бы и я добраться до этого порта.
— Возможно, вам это удастся, если останетесь со мной, — сказал Арист. — Когда-нибудь у меня будут пароходы, способные пересечь Атлантику. Вы справились бы, Эдмондс?
— Я бы чертовски постарался!
Арист засмеялся и повернулся к маршалю и его помощникам, только что закончившим осмотр груза на борту.
— Чистый корабль, — сказал маршаль.
Капитан Эдмондс кивнул, попыхивая трубкой. Арист пожал Эдмондсу руку и пожелал ему спокойного путешествия, затем сошел на берег вместе с портовыми чиновниками.
Когда «Цыганская королева» выплыла на середину реки и направилась вверх по течению, Арист поднялся на набережную и пошел по Вье Каре к Торговой бирже, где значительная часть городского бизнеса еще велась за стаканом вина. Как обычно, он застал разгар шумного политического спора.
