Так они добрались до большой галереи и начали подъем к погребальной камере.
Пройдя примерно половину каменной лестницы, лорд Джонатан остановился и достал из кармана свою серебряную фляжку.
– Не хотите сделать глоток воды?
Элизабет кивнула. Она поднесла фляжку к губам, наслаждаясь тем, как прохладная влага стекает в пересохшее горло. Сделав пару небольших глотков, она с благодарностью вернула фляжку лорду Джонатану и увидела, как он поднес ее ко рту, прижавшись губами к тому месту, где всего несколько секунд назад находились ее губы.
По телу Элизабет пробежал холодок совершенно иного свойства. Она очень остро ощущала присутствие лорда Джонатана (сможет ли она когда-нибудь заставить себя называть его Джеком, как он просил?). Никогда прежде присутствие мужчины не внушало ей подобных чувств. Она ощущала его запах, вкус его губ, прикосновение его Рук – хотя стояла, даже не касаясь его! Это было весьма тревожно и непонятно.
– В день похорон тело Хеопса пронесли по коридору и положили в приготовленный для него каменный саркофаг, где он должен был бы лежать вечно, – объяснил лорд Джонатан, когда они вошли в усыпальницу.
Помещение было гранитным и неожиданно просторным. Высокий свод был едва виден в полумраке. Вдоль стен стояли лампы, а перед ними высился пустой саркофаг могучего фараона.
У Элизабет перехватило горло.
– Древние грабители в своей бешеной спешке обломили край саркофага Хеопса, – рассказывал лорд Джонатан. – Они выбросили из гробницы тело фараона, сорвали с него драгоценные знаки власти и великолепные украшения. От Хеопса осталась кучка тлеющей плоти, обрывки покрывал были разбросаны по полу.
– Кощунство, – прошептала Элизабет.
– Кощунство, – согласился лорд Джонатан.
Кощунство.
Кощунство.
Слово эхом отразилось от каменных стен усыпальницы. Элизабет содрогнулась и с трудом подавила желание обхватить лорда руками.
– Вам страшно, Элизабет?
Она моментально возразила:
– Нет!
Но почти сразу же ответила более честно:
– Да.
Его голос звучал негромко и глухо:
– Здесь нет призраков. Здесь нет никого, кроме нас с вами.
Дыхание ее стало частым и прерывистым.
– Я… знаю.
– Вы страдаете тем же недугом, что и ваша служанка?
– Нет.
– Тогда чего вы боитесь?
Ей неудержимо хотелось ответить: «Многого. Вас. Меня. Нас. Этого места. Этой страны. Чар, которые она навевает».
– Идите сюда.
Сама не понимая, что заставляет ее подчиняться, Элизабет неуверенно сделала шаг к нему.
– Ближе.
Она сделала еще один осторожный шаг.
– Еще ближе.
Теперь она оказалась прямо напротив лорда Джонатана.
– Я знаю, что вам холодно, страшно и очень одиноко. – Он говорил тихо и чуть хрипло. Роскошная сеть его слов оплетала ее так же крепко, как охватывает добычу силок охотника. – Достаточно только протянуть руку – и вам будет тепло, спокойно и больше не одиноко.
Ей хотелось ответить, что она привыкла к одиночеству, особенно в последний год, после того, как ее милая, нежная Анни умерла от чахотки.
– Не бойтесь жизни, Элизабет.
Ее сестра не боялась жизни и все равно так мало ее видела!
Элизабет решилась – и положила руку в перчатке на руку лорда Джонатана. Только самые кончики пальцев… но это было началом. А потом она подалась к нему, глубоко вздохнула и положила голову ему на плечо.
Он был сильный и надежный. Ровное и мощное биение его сердца у нее под щекой внушало уверенность. Он был человеком из плоти и крови, как все, и в то же время он был непохож на всех остальных людей. Как он и обещал ей, тепло его тела согрело ее. Руки, которыми он обхватил ее, придали ей сил. Она удовлетворенно вздохнула.
Прошло несколько минут, и Элизабет тревожно шевельнулась, ощутив, что между ними что-то изменилось. Лорд Джонатан больше не успокаивал ее. Она ощутила странно жесткий бугор, образовавшийся в его брюках. А когда она случайно прикоснулась к этой непонятной выпуклости, там что-то зашевелилось! Из груди лорда Джонатана вырвался глухой стон.
Она поспешно отступила.
– Милорд?
Он резко и яростно бросил:
– Что?
– Что это, милорд?
– О чем вы? – процедил он сквозь зубы, словно страдал от боли.
Элизабет боялась спрашивать дальше. А что, если у лорда Джонатана какой-то ужасный недуг, о котором не принято упоминать в обществе? Да, конечно, она заметила его недуг только в ту ночь, когда они были вдвоем на палубе «Звезды Египта»! В остальное время лорд Джонатан казался совершенно нормальным.
Проклиная собственную неосведомленность, она неуверенно продолжила:
– Это потому, что я распутница, милорд?
Он шумно втянул в себя воздух:
– Вы не распутница, Элизабет. По-моему, я вам уже об этом говорил.
Она густо покраснела от стыда.
– Но этот странный… недуг, который вас настигает… Я не могла не заметить, что это случается только тогда, когда мы с вами остаемся вдвоем.
Он проговорил, не скрывая досады:
– Вас что, вообще ничему не учат?
Моментально возмутившись, она ответила:
– Конечно, учат! Меня учили читать и писать, преподавали историю и географию, латынь и французский язык.
– И?..
Элизабет не понимала, что ей надо сказать еще. Она ответила первое, что пришло в голову:
– Матушка научила меня, как разливать чай, как сидеть за столом, как понемногу пить шампанское (хотя мне не разрешается пить вино, пока меня не начнут вывозить в свет), как определить качество жемчуга, как положено есть птицу…
Лорд Джонатан прервал ее перечень:
– А чему они учат вас в отношении мужчин?
– Мужчин, милорд?
– Да, мужчин!
– Ничему, милорд.
Он застонал:
– Вот этого я и опасался. Чертовы ханжи!
– Сэр!
– Да, ханжи!
– Кто ханжи, милорд?
– Все общество. Особенно светское общество в Англии, – сказал он полным укоризны голосом. Он осуждал их всех без разбору!
Она попыталась догадаться, что стало причиной его осуждения.
– Боюсь, что я не понимаю вас.
Джонатан Уик стоял, широко расставив ноги и уперев кулаки в бока, – она вспомнила шекспировское сравнение мужчины с Колоссом.
– Вам не рассказывали о том, что происходит между мужчиной и женщиной?
– Только то, что женщина должна во всем подчиняться мужу. – Она сразу же добавила: – Правда, я не видела ни одной женщины, которая бы на самом деле так поступала.
Он презрительно фыркнул:
– Понимаете ли вы, что значит заниматься с мужчиной любовью, Элизабет?
Ей казалось, что она вот-вот задохнется.
– Понимаю.
– И что же это значит?
Она почувствовала, что краснеет еще сильнее.
