— Я… очень плохо… хлопочу за Черил… Я собиралась смиренно просить вас о снисхождении, а вместо этого начала отстаивать свое мнение, которое, я знаю, вы находите совершенно неубедительным.
— Откуда такая уверенность? — спросил герцог.
— Да ведь вы действуете руководствуясь не логикой или здравым смыслом, — не удержалась Мелисса. — Вы повелеваете, распоряжаетесь, ведете себя так, будто… вам все подвластно! Вы изображаете из себя… Бога! Так нельзя… я знаю, что так нельзя!
— Вы поразительная девушка, — медленно проговорил герцог.
— Я говорю не о себе, — сказала Мелисса. — Но если хотите знать мое мнение, то я считаю, что в высшей степени дурно и безнравственно принуждать женщину к браку с мужчиной, которого она не любит и который, возможно… физически ей отвратителен.
Голос Мелиссы дрогнул, в ее огромных выразительных глазах появился страх. В этот миг она подумала не о Черил, а о Дане Торпе и о намерении мачехи выдать ее замуж за этого человека.
Она заговорила тише:
— Прошу вас, постарайтесь понять: Черил любит по-настоящему! Она очень похожа на своего отца и любит всей душой, всем сердцем. Сколько бы лет ей ни исполнилось — семнадцать или семьдесят, — ее чувства к Чарльзу Сондерсу останутся неизменными.
— Неужели вы и впрямь считаете, будто любовь не зависит от возраста? — спросил герцог.
Мелиссе показалось, что он подсмеивается над ней.
— Вы и ваши родные считали ошибкой то, что отец Черил женился в семнадцать лет, — отвечала она. — Но он и леди Рудольф были очень счастливы вместе. Черил точно такая же, как и ее отец. Если вы не позволите ей выйти замуж за Чарльза, если намеренно разлучите их не только на какое-то время, но и навсегда — а мне кажется, вы собираетесь поступить именно так, — тогда вы погубите ее.
Мелисса перевела дыхание.
— Она начнет думать о смерти. Это будет означать, что она нездорова и умственно, и душевно. Она перестанет быть цельной натурой и никогда не будет счастлива.
— Неужели мой брат был так безоблачно счастлив с женой, которую выбрал еще совсем мальчишкой? — спросил герцог.
— Я не знала людей счастливее, разве что моих родителей, — подтвердила Мелисса. — Прошлой ночью мне пришло в голову…
Она замолчала.
— Так что же вам пришло в голову? — поинтересовался герцог.
— Возможно, вы посчитаете это… глупостью, — продолжала Мелисса, — но я подумала: о тех, кто полюбил, мы говорим, что их сердце пронзила стрела Амура… а ведь у стрел очень острый наконечник!
Она отвела глаза от герцога, словно ей стало неловко, и заговорила снова:
— Значит, в жизни ничто не может быть совершенным: даже любовь не приходит без боли. В семнадцать лет лорд Рудольф обрел жену, которую любил всю жизнь, но был вынужден отказаться от родных. — Она помолчала, ожидая, что герцог заговорит, а затем продолжила: — А мои родители? В молодости мой отец слыл легкомысленным повесой, и дедушка лишил мою мать наследства. Поэтому они были очень бедны. Нет, ничто и никогда не бывает совершенным, и если вы рассчитываете найти абсолютное совершенство, то напрасно.
— Надеюсь, вы не вините меня за стремление к совершенству? — спросил герцог.
— Мы все к нему стремимся, но я считаю, что оно недостижимо. Если бы это было возможно, то земля стала бы раем и нам было бы не о чем спорить, не с чем бороться, нечего побеждать.
— Вы что же, пытаетесь победить меня?
— Ну конечно нет! — возразила Мелисса. — Я всего лишь смиренно слагаю свою просьбу к ногам вашей светлости и прошу у вас справедливости и снисхождения.
Наступило молчание.
— Вы определенно показали мне всю ситуацию в новом свете, — через какое-то время медленно сказал герцог.
— И вы над этим подумаете? — спросила Мелисса.
— Мне было бы трудно поступить иначе, — ответил герцог. — Но я по-прежнему убежден, что не должен позволять своей племяннице отправляться в Индию с человеком, о котором ничего не знаю. Он не обладает ни одним из преимуществ, какие естественно ожидать у претендента на ее руку.
Мелисса заговорила не сразу.
— Вы все еще толкуете о деньгах! Черил богата. У Чарльза почти ничего нет. Почему бы вам не испытать его? Поставьте ему условие: мол, состояние Черил находится в ваших руках и будет передано ей лишь тогда, когда вы убедитесь, что ее муж — человек достойный. Если ближайшие пятьдесят лет они проживут вместе, это должно стать достаточным доказательством! — в сердцах воскликнула Мелисса, но тут же быстро добавила: — Ваша светлость, простите меня. Я не должна была так говорить. Просто эта вечная одержимость деньгами кажется мне такой ненужной и абсурдной. Я знаю Чарльза Сондерса. Он всем сердцем любит Черил, Будь она хоть простой молочницей без гроша за душой, для него это не имело бы никакого значения. Собственно, он всегда жалел, что Черил богаче его. Ну а если говорить о Черил, то она любила бы Чарльза, даже если бы у него совсем ничего не было. Но что толку вам все это объяснять?
Она набрала в легкие побольше воздуха:
— Скажите… вы когда-нибудь… любили?
Герцог ответил не сразу. Мелисса уже думала, что он откажется говорить на эту тему, когда он произнес:
— Однажды, много лет тому назад. Тогда-то я и понял, чего стоит это глупое, на все лады расхваливаемое, сентиментальное чувство! Это всего лишь преходящее физическое влечение к другому человеку, которое писатели и художники превозносят как неописуемый восторг, существующий только в их воображении.
— Не думаю, что тогда вы тоже так считали, — мягко заметила Мелисса. — Без любви никто не может быть по-настоящему счастлив.
Герцог бросил на нее взгляд, но Мелисса продолжала:
— Вы говорите, что любили однажды, но потом разочаровались. Но верите ли вы в то, что на самом деле счастливы? У вас есть столько всего… великолепный дворец… титул… богатство… всего и не счесть. И все-таки, положа руку на сердце… если быть откровенным до конца… можете ли вы поклясться всем святым, что вы счастливы по-настоящему, как были бы счастливы, если б вас любили или любили вы сами?
У нее мелькнула мысль, что за такую дерзость герцог просто уничтожит ее какой-нибудь ледяной фразой, но он сказал:
— Почему вы полагаете, мисс Уэлдон, что я несчастлив?
— Да потому что у вас такой вид, — ответила Мелисса. — Потому что вы холодный, сухой, равнодушный и циничный человек. Мне не следовало бы так говорить с вами, но я пытаюсь заставить вас понять, чего вы лишены.
— По-моему, вы назвали себя трусихой.
— Я очень боюсь, что вы рассердитесь из-за того, что я вам тут наговорила, — призналась Мелисса. — И не столько на меня — в конце концов, я могу уехать отсюда, — а на Черил.
