Коналл задумался.
— То есть просить фермеров специализироваться в выращивании урожая.
— Да, «специализироваться». И каждый год менять посевную культуру. Вместо того чтобы выращивать пять разных культур, каждый мог бы выращивать по одной. Таким образом, когда настанет время продавать урожай, не будет конкуренции, и покупателю на рынке придется покупать по той цене, которую мы назовем.
Коналл кивнул:
— Идея имеет свои достоинства. Что скажете, Хартопп?
Седоволосый мужчина подавил вздох.
— Думаю, что это непрактичный и упрощенный подход, граничащий с деспотизмом. Нельзя заставить фермера выращивать один какой‑то продукт. Пока они платят ренту, они могут выращивать все, что захотят.
— Да, могут, — ответила Шона, подавляя гнев. — Но стоит попытаться. Я знаю и о других трудностях. Фермеры не склонны испытывать новшества. Потребуется много разговоров со стаканом виски, чтобы достичь единогласия. Наверно, года два уйдет на внедрение идеи в практику. Будем менять конфигурацию полей, и придется потратить немало усилий, чтобы убедить их не засевать землю более чем два года подряд зелеными или белыми культурами. Но в конце каждый из арендаторов получит большую выгоду, если будет «специализироваться». Это позволило бы им сполна платить ренту и еще оставлять себе значительную прибыль.
Шона взглянула на Коналла, не уверенная, что сумела его убедить. Но Боже, он как будто находился под впечатлением.
— А других идей у вас не возникло, пока точили лясы с рыбацкими женами на рынке? — В тоне Хартоппа звучал сарказм.
— Возникли, — ответила Шона. — При сменном земледелии многие фермы засевают простоявшее под паром поле репой и ячменем. По деньгам выход продукции такой же, как от посева пшеницы после простоя поля под паром. Около восьми фунтов с акра. Но удобрение навозом и труд, необходимый для засева парового поля репой, сокращают доход. После пара поле лучше засевать пшеницей.
— Боже мой, — ухмыльнулся Стюарт, — Хартопп, может, и вам не помешало бы сплетничать с рыбачками на базаре.
Хартопп посмотрел на Шону с плохо скрываемой неприязнью.
— И вот еще что, — продолжила она. — Вы должны сдавать фермерам землю в аренду сроком на двадцать лет. Как в Шотландии. Но предыдущий лорд Балленкрифф слышать об этом не хотел.
Хартопп расхохотался:
— Теперь я понял, чего вы хотите. Вы хотите добиться для своего Хьюма Финдли устойчивого положения в поместье. Но вам это не удастся. Если мы начнем сдавать землю в аренду, от бездельников и лодырей нам не избавиться.
Шона застыла.
— Если бы вы так же хорошо знали людей, которые здесь живут, как я, то знали бы, что бездельников здесь нет. Никто в здравом уме не станет вкладывать деньги в землю для процветания другого арендатора. Зачем им вкладывать деньги в чью‑то собственность, если их в любой момент могут с этой земли выбросить? Но если фермер будет чувствовать себя защищенным договором о долговременной аренде, то с большей охотой будет заниматься улучшением своей земли.
Коналл почесал подбородок.
— Дядя никогда не подписывал договоры об аренде, и я считал это ошибкой. По‑моему, это лишь усугубляло противоречия между помещиком и фермерами, разобщало нас, вместо того чтобы объединять для работы на всеобщее благо. И как говорит Шона, это делает фермеров апатичными.
Хартопп налил себе еще чаю.
— Апатия — это наименьшая из ваших проблем в данный момент, доктор Макьюэн. Половина фермеров запаздывает с рентой, а некоторые и вовсе задолжали за несколько лет, как Хьюм Финдли. Разрешить двадцатилетнюю аренду — нелепость. В другой раз она попросит вас о снижении ренты.
Шона с трудом сдержалась, чтобы не разбить о голову Хартоппа чайник.
— Думаю, было бы разумно добавить процент для поддержания ренты.
— Наконец‑то, — он всплеснул руками, — здравая деловая мысль.
Шона, испытав отвращение, повернулась к Коналлу:
— Выселение фермеров с их земель не вернет вам денег, которые они задолжали. Но если вы сделаете какие‑то вложения в их фермы или дадите денег, чтобы платить рабочим, думаю, фермеры будут счастливы платить ренту с некоторыми процентами. Я знаю людей, которые были бы рады заплатить процент, если бы могли получить капитал на урожай этого года. Возьмем, к примеру, ферму Ферли… одно из его полей остро нуждается в осушении. На нем ничто не растет. Но у него нет на это денег. Вдова Жана Района имеет отличную землю на своей ферме, но не может позволить себе купить удобрения, чтобы в этом году был хороший урожай. Вложите немного в ее ферму, и в текущем году она принесет утроенную прибыль.
— И снова вы упустили суть, — усмехнулся Хартопп. — Доктор Макьюэн говорит, что нуждается в деньгах, а вы предлагаете ему расходовать больше того, что он имеет.
Коналл поднял палец:
— Минутку. Хартопп, сколько акров занимает ферма госпожи Район?
— Около двухсот сорока, — ответил Хартопп.
— Сколько денег понадобится, чтобы купить удобрения?
Хартопп промокнул салфеткой рот.
— Мне нужно свериться с моими книгами.
Шона начала чертить пальцем на столе воображаемые цифры.
— Четыреста восемьдесят телег навоза по цене один шиллинг одиннадцать пенсов за телегу составят ровно сорок шесть фунтов. И оплата труда трех работников, чтобы разбросать навоз по полю, — два и шесть каждому за четыре дня будет один фунт десять шиллингов… а все вместе — сорок семь фунтов десять шиллингов.
Стюарт, откинувшись на стуле, расхохотался.
— Что смешного? — удивилась Шона, мрачно глядя на Стюарта. — Все точно до пенни!
— Вне всяких сомнений, дорогая мисс Шона, — произнес он, вытирая глаза. — Но выражение на лице Хартоппа было бесценно.
Она обернулась, но Хартопп уже приклеил к губам улыбку.
— Вы отлично считаете, мисс Шона. Поздравляю. Позвольте узнать, откуда у вас такие недюжинные познания в управлении имением?
— Я почти десять лет проработала на ферме Хьюма. И мой отец был землевладельцем.
— Правда? — справился Коналл. — Значит, ты родилась в богатой семье?
— Нет. — Она прикусила губу. — Я не помню, чтобы мы были богатыми.
— Ну‑ну, — хмыкнул Хартопп. — Я что‑то не слышал о бедных землевладельцах.
Шона нахмурилась:
— Бедными мы тоже не были. Но отец вкладывал все, что мог, в имущество своих арендаторов. Он говорил, что его благосостояние зависит от его арендаторов, а их разорение — залог его собственного краха.
— Вот как? — снова усмехнулся Хартопп, дыша сарказмом. — И как это ему помогало?
