Он обнял ее и повел в танце по комнате между кроватью и стеклянной дверью под аккомпанемент их бьющихся сердец.
Мел забыла обо всем, словно окутанная облаком покоя, который пришел вместе с прикосновением его рук. Только его объятия примиряли ее с самою собой. Он приложил ее ладонь к своим губам, кружа ее по крошечному танцевальному залу. Она понимала, что нужно остановить это безумие.
Она резко остановилась и отвернулась к двери, которую раньше сама закрыла. Тяжелая драпировка преграждала путь тусклому лунному свету. Молча она опять повернулась к нему, сняла с него шляпу, платок и прильнула к его губам своим приоткрытым зовущим ртом. Гейбриел с силой привлек ее к себе. В его поцелуе было отчаяние, и Мел почувствовала, что им немного осталось быть вместе.
Мел было запротестовала, когда его губы начали спускаться ниже, целуя шею и лаская ей грудь. Пробежав пальцами по его волосам, она выгнулась, притягивая его поближе, чтобы почувствовать его всей кожей.
Она не возражала бы, сорви он сейчас с нее платье, но он продолжал возиться с крючками, робея перед невинной плотью, пока платье наконец не упало к ногам Мел. Дрожащими пальцами она расстегнула его рубашку, сдернула ее с плеч Гейбриела и повела его к постели.
До этого момента в жизни Мел никто и никогда не посвящал ее в таинство любви. Она почувствовала легкую боль при его первом проникновении в нее, которая быстро прошла, уступив место нарастающему совсем новому ощущению, пугавшему и восхищавшему ее. Она выгнулась навстречу ему, а потом обвила ногами его бедра.
В их близости был восторг и отчаяние до тех пор, пока они не слились в одно целое и на пике не наступило освобождение, наполнив счастьем ее тело и душу, когда Гейбриел произнес ее имя.
Она лежала, чувствуя на себе тяжесть его тела, не в силах пошевельнуться. Она едва дышала. Гейбриел первым пошевельнулся, ложась сбоку и не выпуская Мел из объятий. Ее голова уютно покоилась у него на плече, и он, ласково обняв, убаюкивал ее.
– Прости, – прошептал он. – Мне следовало подождать.
Мел поцеловала его плечо, чувствуя губами мягкость и тепло его кожи.
– Я ни о чем не жалею. Со мной никогда такого не было.
Она крепко заснула в его руках, и тогда он прошептал:
– Со мной тоже.
Джеймс Гейбриел Максвелл никогда ничего не боялся. Он не раз без страха смотрел в лицо опасности, не склонялся перед грозным дедом и властной матерью, которые безнаказанно наводили страх на окружающих. Он уцелел в схватках с индейцами, сварливыми женщинами и даже бурым медведем, получив только несколько шрамов. Его никогда не страшило расстаться с жизнью, семьей или рассудком.
Но он боялся потерять Мел. Что будет, когда он откроется ей? Теплилась искорка надежды, что она простит его, и тогда они до конца жизни будут вместе. Он смог бы купить участок в Колорадо, у подножия гор, где они построят собственное ранчо. Скоро она узнает. Он скажет ей правду… завтра.
На следующее утро Такер с легким изумлением наблюдал, как Мел спускается по лестнице, прыгая через ступеньку. Она весело напевала и остановилась только внизу, оказавшись с ним лицом к лицу.
– Что вы ухмыляетесь? – поинтересовалась она, улыбаясь.
– Даже в этих штанах и башмаках, мисс Мел, вы сейчас выглядите совсем иначе, чем недавно, когда встречали нас на станции. – Он старался копировать подобострастный тон своих собственных слуг.
– Наверное, это комплимент, – произнесла она все с той же улыбкой, слегка порозовев.
– Да, мадам, – подтвердил он.
– Тогда спасибо.
Она пошла, слегка пританцовывая, а он провожал глазами ее плавно покачивающиеся бедра.
Он устал от всей этой игры, устал изображать слугу. Гейбриел развлекался в свое удовольствие, наряжаясь разбойником, охраняя Мел. Такер уже готов был возвратиться в Бостон, к очаровательным женщинам, которые наполняли смыслом его жизнь. Ему не по вкусу пришелся Техас, жара, пыль, крепкий кофе Кармелиты и эта его роль в маскараде Гейбриела. Роль слуги.
Будучи слугой, он не мог завтракать вместе с Гейбриелом и Мел, а только наблюдал за ними через открытую дверь. Его кузен хмурился, а Мел, казалось, не обращала на него внимания. Гейбриел не сводил глаз с сияющей светловолосой девушки.
Такер покачал головой. Вот поэтому-то тетя Кэролайн и просила его сопровождать Гейбриела. Как она догадалась, что эта маленькая ведьмочка угрожает ее планам в отношении единственного сына? Женщины. Он поражался их интуиции.
Все утро Мел занималась лошадьми. Обычно это входило в обязанность Аризоны, но сегодня она чувствовала прилив сил, и к тому же ей нравилось расчесывать гриву своего жеребца и чистить его.
Ей хотелось побыть в одиночестве, и она избегала других обитателей ранчо, до тех пор пока к ней не подошел Гейбриел с полной корзиной еды для пикника и не пригласил ее прогуляться. Их прогулки к реке стали почти ритуалом. Они развлекали ее, когда ей удавалось отвлечься от своих сомнений и приятных воспоминаний.
Покончив с цыпленком и печеньем, Мел прилегла под деревом и заснула.
Гейбриел сидел рядом, изучая ее лицо. Убедившись, что она спит, он потянулся, чтобы погладить ее волосы. Ему хотелось разбудить ее поцелуем и заняться с ней любовью на берегу реки. Тогда бы она узнала. Она бы простила его, они поженились, и всю оставшуюся жизнь он бы любил ее. Она никогда бы ему не надоела, его всегда бы влекло к ней.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Она пошевелилась. Гейбриел уже собрался поцеловать ее в губы, как вдруг услышал знакомый голос:
– Мистер Максвелл.
– Такер! – Гейбриел нахмурился, увидев перед собой кузена.
– Я заблудился. Слава Богу, я увидел ваших лошадей. Иначе я мог бы проплутать весь день.
На самом деле он шел за ними и наблюдал все происходящее из-за валуна на холме. Когда Гейбриел поцеловал эту девчонку-ковбоя, он решил, что сейчас самое время вмешаться.
Открыв глаза, Мел услышала конец их разговора: «Нам нужно сейчас же возвращаться». Она зевнула и взялась руками за голову:
– Не знаю, что со мной случилось. Никогда не засыпала днем.
После полудня они продолжили занятия стрельбой из револьвера. Такер почти открыто смеялся над неловкостью своего кузена, и когда Гейбриел попал в одну бутылку из шести, они с Мел были в восторге.
Вернувшись в дом, Такер отвел Гейбриела в сторону.
– Когда мы едем домой? – прошептал он.
– Тебе здесь не нравится?
– Нет! – резко ответил Такер. – Мне не нравится ни еда, ни пыль, ни люди, и особенно мне не нравится то, что все считают меня твоим слугой. – Он вложил столько страсти в последние слова, что в ответ получил улыбку.
