Пока Патрисия Марлоу и Гвендолин Уинслоу покачивали головами, сокрушаясь о том, как Кристина воспитывает дочь, и думали, можно ли ей доверять воспитание наследницы империи Марлоу, Кристина, правильно оценив отношение к себе своих недоброжелателей, упаковала свои вещи и, забрав дочь Крисси, отправилась в Лондон.
Первые смутные воспоминания Крисси связаны с жизнью в Лондоне. Тогда ей было четыре года, и она уже кое-что запоминала. Было даже кое-что, что, как ей казалось, она тоже помнила, относящееся к еще более раннему периоду, когда был жив отец. Например, плетеная детская коляска. Крисси могла бы поклясться, что помнит плетеную детскую коляску, помнит, как лежала в ней, как ее катал в этой коляске отец. Затем, много позже, найдя среди снимков фотографию смеющегося отца, который одной рукой держался за коляску, а другой махал фотографу, она поняла, что ее воспоминания были основаны не на реальности, а на этом снимке.
Настоящие воспоминания начинались только с Лондона. Она смутно вспоминала мать в роскошных вечерних туалетах — черном бархате и горжетке из золотистого меха, изумрудно-зеленом атласном платье, держащемся на тонюсеньких бретельках, красном платье из тафты, украшенном маленькими блестящими камешками, — которая приходила поцеловать ее, прежде чем уйти куда-нибудь веселиться, мать, оставлявшую после своего ухода тонкий аромат гардений. И впоследствии Крисси всегда могла отличить эти духи — даже в метро, и сразу же ее начинали переполнять множество образов и воспоминаний.
Она так и не узнала, как назывались те духи… Она только знала, что этот аромат воскрешал в ее сознании образ матери — зеленые глаза, темные волосы, — наспех целующей ее, Крисси…
Жизнь Крисси в Лондоне была наполнена гувернантками, нянюшками, учителями музыки и шофером, который возил ее с няней на прогулки в парк. К пяти годам она уже умела играть незамысловатые пьески на фортепиано. Она также умела читать стишки «с выражением», сопровождая чтение жестами и мимикой. Когда на чай или коктейль приходили гости — дамы в шелковых платьях и крохотных атласных шляпках или же в больших шляпах, украшенных цветами, и элегантные мужчины с широкими галстуками и усами, с тросточками с серебряными набалдашниками или кнутиками или же с цилиндрами на согнутых локтях, — звали Крисси, чтобы она выступила перед гостями. Она читала стихи, и дамы восклицали: «Какая прелесть!», «Очаровательно!», а франтоватые господа: «Отлично!» или «Очень мило!». Но потом они уводили куда-то маму, и она опять исчезала в облаке мехов, шифона и духов, а Крисси опять оставалась одна с няней, гувернанткой или горничной.
Уже много лет спустя Крисси узнала из газетных вырезок, что одним из этих господ был принц Уэльский, тот самый, который как-то посещал ее родителей, когда они жили на Лонг-Айленде. Некоторые обозреватели светской жизни писали, что бурный роман между Кристиной Марлоу и принцем начался, еще когда Джордж был жив и здоров.
Из газетных вырезок Крисси также узнала, что вскоре принц расстался с Кристиной из-за Уэлли Симпсон, разведенной американки, из-за которой он также отказался от трона. Странным было то, что Уэлли Симпсон была приятельницей Кристины, обе они были известны как американки, прибывшие в Англию в поисках приключений. Однако роман принца с Уэлли начался лишь после того, как Кристина отправилась в Соединенные Штаты, чтобы вернуть обратно свою дочь. Это стало необходимым после того, как Патрисия и Гвендолин Марлоу осуществили похищение Крисси в один из лондонских туманных весенних дней.
Крисси гуляла в Риджент-парке со своей няней мисс Пул, когда появилась Гвендолин в сопровождении двух огромных мужчин с тонкими губами и в котелках. Мисс Пул не смогла справиться с мрачной, решительной Гвендолин, не говоря уж о двух здоровенных профессионалах, которые ей помогали. Итак, спустя несколько часов Крисси уже была на борту парохода, отплывающего в Америку. Гвендолин, проявив истинно американскую сообразительность и изобретательность, очень умело осуществила свой план. Время похищения было рассчитано с учетом отправления «Куин Мэри» и в отсутствие Кристины. Той не было в Лондоне, поскольку она отправилась с принцем Уэльским в Сэндригэм, загородную резиденцию британских монархов, расположенную примерно в ста пятидесяти километрах к северо-востоку от Лондона. Кристине не успели даже ничего сообщить до тех пор, пока «Куин Мэри» не вышла из порта и не двинулась в направлении Нью-Йорка и Патрисии Марлоу.
Крисси не нравилась жизнь в доме бабушки Марлоу на Парк-авеню с его разрисованными потолками и венками из фруктов и цветов, окружающих монограмму Марлоу. Бабушка была женщиной строгих правил и безупречных манер, она не любила демонстрировать свои чувства. Она с мрачной серьезностью прослушала игру шестилетней Крисси на фортепиано и ее декламацию, но ни «очаровательно», ни «прелестно» не слетело с ее губ. Однако она сказала, что необходимо стараться еще больше, чтобы и играть, и декламировать лучше всех.
Своим близким миссис Марлоу призналась, что считает девочку «неглупой», но это еще не все, неглупых детей очень много, даже среди тех, кто вырос на улице. Была нанята гувернантка, которая обучала Крисси всему тому, что, по мнению Патрисии Марлоу, было необходимо для хорошо образованной молодой леди.
Единственными светлыми воспоминаниями о жизни в доме бабушки были дни, когда приезжали погостить ее двоюродные сестры и братья, дети тети Гвен. Они были немного старше — самая младшая была на три года старше Крисси, однако это не имело значения. Крисси их обожала и подражала им во всем.
Лучше всего в Уотершеде в Ньюпорте было летом. Ее двоюродные сестры жили там почти два месяца, и с ними приезжали их верные друзья — пони Дулитл, шотландский терьер по кличке Ужас, одноглазый кот Ральф, названный так в честь их конюха в поместье в Олд-Вестбери, у которого один глаз был искусственным.
Меньше всего Крисси и ее двоюродных сестер и братьев волновало то, что летний дом выстроен в стиле дворцов итальянского Возрождения. Дом стоял на берегу океана, и им разрешалось плавать по два часа в день под присмотром личного инструктора по плаванию. Они играли в крокет и в мяч и катались на лодке под присмотром старого рыбака, который круглый год жил в Ньюпорте и был рад заработать летом немного денег. Были, конечно, и скучные музыкальные занятия, которые длились ровно полтора часа, и ни минутой меньше, и проводились в большом салоне, который по этому случаю был переименован в Музыкальную комнату.
Все четверо занимались музыкой по очереди, обучаясь игре на фортепиано и флейте. Крисси в ожидании своей очереди любила рассматривать великолепный потолок — он был частично сводчатым, часть его была кессонирована, он был отделан позолотой, и на нем были изображены классические сюжеты: фигуры, изображающие Гармонию, Музыку, Пение и Мелодию. Там еще были два великолепных огромных светильника, которые тоже можно было долго рассматривать, а также часами считать многочисленные хрустальные подвески на этих люстрах.
