Судья Уотли решил дело в пользу Патрисии Марлоу и Гвендолин Марлоу Уинслоу. Они вдвоем будут осуществлять опекунство и вместе распоряжаться наследством в три миллиона долларов, оставшимся Крисси от отца. Крисси будет жить с Гвендолин и Рудольфом Уинслоу и тремя их детьми. Однако Кристине Марлоу разрешено навещать свою дочь.
На суде Кристина не выдержала и расплакалась:
— Я люблю ее! Я люблю ее! Почему никто не хочет понять, как сильно я ее люблю.
Крисси на всю жизнь запомнила эти слова.
Тетя Гвен и дядя Рудольф увели Крисси из зала суда. Она обернулась и крикнула матери:
— Мамочка, когда ты придешь меня навестить?
К сожалению, в эту минуту Кристину утешали ее друзья. Она не слышала Крисси. И поэтому она так и не откликнулась на последний призыв дочери, которую насильно уводил дядя Рудольф, не давая ей вырваться и убежать к матери.
Кристина продала свое имение в Олд-Вестбери — оно ей больше не было нужно. Находя жизнь в Нью-Йорке скучной и морально для себя тяжелой, она вернулась в Лондон. Обнаружив, что ее бывший поклонник, принц, увлечен этой вульгарной Уэлли Симпсон, Кристина вышла замуж за барона. Вильгельм фон Штубен, хотя и небогатый и не столь интересный, как Джордж, был весьма красивым мужчиной и к тому же происходил из рода Гогенцоллернов. К тому же он был умнее и остроумнее принца, хотя это было не таким уж достижением.
Кристина и сама не знала, кому она хотела насолить этим браком — семейству Марлоу или принцу, но, в конце концов, это уже и не имело значения. Через три недели, удостоверившись, что в постели с ним можно умереть со скуки, она начала ему изменять. Сожалея, что она вообще вышла за него замуж, она отказывалась давать мужу деньги, необходимые ему для погашения карточных долгов. Ее измены и денежные затруднения задевали его самолюбие, и особенно ее нежелание делиться деньгами.
Примерно год спустя, как раз накануне отъезда Кристины в Америку, где она намеревалась осуществить свое право на регулярные посещения, барон решил восстановить свою поруганную честь. До сих пор не установлено, хотел ли он убить только очередного любовника Кристины, графа Уимблдонского, обнаружив его в постели жены, или же намеревался застрелить их обоих. Он выстрелил дважды, и они оба — граф и Кристина — были застрелены в самой пикантной позе.
Если бы барон застал любовников во Франции или Италии, то в суде ему бы повезло больше. Но он убил их в квартире Кристины, и английское правосудие не проявило того понимания, на которое мог рассчитывать обманутый муж в Италии или во Франции. Кроме того, барон не был английским подданным, а у графа были друзья в самых высших эшелонах. Барону дали двадцать лет.
Тем временем Крисси была вполне счастлива, живя со своими двоюродными братьями и сестрами у тети Гвен, с их пони, собаками и одноглазым котом. И хотя тетя Гвен и дядя Рудольф и не были особенно к ней ласковы, они ее и не обижали. Крисси также не слишком часто доводилось навещать бабушку Марлоу — лишь когда они отправлялись к ней на лето в Уотершед или на зимние каникулы в Палм-Бич. Но и тогда присутствие двоюродных братьев и сестер делало эти поездки радостным событием. О матери она вспоминала не чаще одного-двух раз в день и по вечерам, когда читала молитвы перед сном.
Во всем этом было что-то, что вызывало ее недоумение. Если мама действительно хотела ее видеть, то почему она уехала? Если бы она жила где-нибудь неподалеку, они могли бы, по крайней мере, иногда навещать друг друга — ведь судья сказал, что им можно встречаться. И почему мама ей почти не пишет? Она, Крисси, уже отправила мамочке тысячу писем, в которых рассказывала о своей школе, об играх и друзьях… В ответ она получала подарки и открытки, но очень мало писем. И тетя Гвен редко разрешала ей оставить себе мамины подарки, как она говорила, игрушки она «переросла» или «недоросла», одежда была «не для маленькой девочки». Однако она хранила все открытки — поздравление ко дню рождения, рождественскую открытку, открытки с видами Рима, Парижа, Ривьеры и даже одну из Гонконга.
Это была одна часть загадки. Второй было то, что, хотя тетя Гвен и сражалась за Крисси на суде, она, казалось, совершенно не любила ее. Тетя Гвен никогда ей не улыбалась и, насколько она помнила, не целовала и не обнимала ее, никогда не говорила ей, что она очаровательное дитя. Неужели все взрослые такие? Неужели они тебя любят, только когда им кажется, что они могут тебя потерять?
Когда Гвен Уинслоу сообщила Крисси о смерти матери, девочка целый день рыдала. Позже, когда дядя Рудольф вернулся из деловой поездки, Гвен рассказала ему об этом.
— Совершенно не могу понять, почему ока так переживала. Я убеждена, что она и не помнит своей матери.
После двух недель слез и печали Патрисия Марлоу заметила:
— Это из девочки выходит дурная кровь Хэттонов. Ей необходимо очиститься от нее так или иначе.
Гвен нахмурилась:
— Я думаю, ее необходимо отправить в закрытую школу. Там ею займутся. Она забудет про свои капризы.
Патрисия Марлоу согласилась.
Крисси отослали в школу св. Матвея в пригороде Нью-Йорка. Но там ей было плохо. Иногда она плакала все ночи напролет.
— Слишком эмоциональна, — заметила опытная директриса. — Может быть, ее лучше отправить в школу в Европе?
Крисси отправилась в школу для девочек Хэсли в Балтиморе. Там она продержалась год, в конце которого мисс Хэсли заявила:
— Слишком своенравна. Мне кажется, ей будет лучше в другой школе. Для школы Хэсли она не очень подходит — можно сказать, что вносит нотку дисгармонии в наш дружный хор. — Она предложила попробовать школу во Франции. — Знаете, у них несколько другой подход.
Патрисия Марлоу сильно возражала против европейских школ. Она в свое время отправила своего сына в «Ле Рози» — школу, расположенную неподалеку от Лозанны, и вон что случилось с бедным Джорджем! Все эти иностранцы — немцы, югославы, русские — это просто человеческий мусор. И уж можете ей поверить, все они развратники. Чему они научили Джорджа — лишь пить и играть в казино. Его так и не научили приумножать богатство. Катание на лыжах было единственным, что он умел делать в совершенстве.
— Кроме того, Гвендолин, как мы можем отослать девочку в Европу, когда со дня на день может начаться война? Не забывай, что это дочь нашего бедного Джорджа.
Гвен засмеялась:
— Ну конечно, мама. И о чем думала эта женщина? Вряд ли мы сможем послать Крисси в Европу. Ну куда мы ее пошлем? После всех неудач это будет не так-то легко.
— Не говори глупостей, Гвендолин. Не забывай, что мы — Марлоу.
