Возле повалившегося дуба на месте вывороченных корней образовалась небольшая пещера, черневшая, как рот водяного. Доминик вытащил спрятанные под деревом вещи. Кэтриона стояла покорно, как ребенок, когда он начал расстегивать на ней пуговицы. Он снял с нее мокрое платье и посадил на низкую ветвь, выползающую из-под ствола, словно змея, потом присел на корточки, чтобы снять туфли. Стесняться сейчас было бессмысленно.
– Это не здорово – носить мокрую обувь и чулки, – повторил он ее недавнюю фразу.
– И в-в-вам, – еле выговорила Кэтриона. – Вы т-т-тоже должны снять ботинки.
– Хорошо. – Доминик наклонился и стянул с себя брюки и нижнее белье. – Слава Богу, что вы согласились взять эту несчастную шаль.
Он наскоро вытерся и, повернувшись к Кэтрионе, просунул ей руки под мышки и заставил ее встать. Обнаженный, блестящий в мерцании догорающих сумерек, Доминик казался высеченным из мрамора вдохновенной рукой мастера. Кэтриона прикусила губу и опустила глаза, пока он расшнуровывал тугой корсет. Затем он стащил с нее нижнее белье, оставив ее обнаженной.
Она стояла перед ним с поникшей головой и опущенными руками, а он взял шаль, зайдя сзади, начал растирать ее озябшее тело, массируя ей спину и ягодицы, разгоняя холод, согревая кожу.
В странной отрешенности Кэтриона позволяла делать с собой все это, почти равнодушно думая о том, что вот так же когда-то ее обтирала после ванны старая няня. Почему-то, вспоминая то тепло, она каждый раз испытывала мучительное чувство безвозвратной потери.
Осторожные руки обтерли ей грудь, поочередно с той и другой стороны, и уронили шелк на мягкие завитки у бедер.
Тепло распространилось вглубь, как будто в топку бросили пучок сена. Взметнувшееся пламя прошло сквозь спину. Сильные ноги Доминика находились против ее бедер, и его волосы возле лона мягко касались ее ягодиц. Везде, где встречалась их плоть, одно холодное тело с другим, вспыхивали искры, пробуждая к жизни бушующее пламя.
Дыхание Кэтрионы стало неровным и частым. Ей нужно было сделать только один шаг, чтобы погасить огонь и вернуть обратно холодный, темный вечер с пустынными торфяниками, в которых навсегда пропадали дети. Она ясно понимала это сейчас, принимая решение. Свое решение. В объятиях этого англичанина она никогда не обретет защиту. Нужно отказаться от его тепла и уйти.
Однако жестокое желание подчинило себе ее душу и повело за собой. Кэтриона уронила голову ему на плечо и закрыла глаза.
Руки Доминика перестали двигаться.
Она потянулась к нему и обхватила его за бедра, ощущая прочный остов, покрытый мощными мышцами.
Доминик будто застыл в неуверенном ожидании. С минуту она слышала только его горячее дыхание, стирающее в ночи все остальные звуки. Она прижалась к нему, ища тепла, позволяя своим рукам двигаться по его ягодицам.
Влажный шелк соскользнул на землю.
Доминик обеими руками приподнял ее лицо. Ледяные губы прижались к ее рту. Она открыла рот и вдохнула в себя его поцелуй. Пламя мгновенно превратилось в бушующий пожар, поглощающий все на своем пути. В необъятной холодной вселенной под темными небесами остались лишь призрачные деревья, стоящие подобно молчаливым стражам, и одна яркая огненная точка – соединившиеся друг с другом уста. Сладостные ощущения были подобны купанию в горячем пряном вине.
Доминик застонал. От его ладоней исходил жар, когда он опустил их ей на грудь, захватив в пригоршни налитую тяжесть. Он скользнул большими пальцами поверх сосков и стал перекатывать их. Они твердели от его прикосновений, вызывая в ней пронизывающие ощущения. Затем он снова принялся гладить ее тело. Повсюду, где он дотрагивался, становилось горячо, словно после ожога. Языки пламени, как стрелы арбалета, вонзались ей между ног. Она задыхалась, выгибалась назад, предлагая себя.
Мощным вдохом он забрал от нее поцелуй вместе с ее теплом и ароматом, совершая танец вокруг ее языка. Это было вкуснее меда и жарче огня. Ее уплотнившиеся соски стояли кверху на взбухшей груди, а он продолжал ласкать, теребить и дразнить их.
Кэтриона чувствовала, как под пальцами горит его тело. Она испытывала наслаждение от его кожи. Плоть, толкавшаяся у нее за спиной, сделалась твердой, горячей и сильной, заявляя свои притязания, а он все продолжал мучить ее. Тогда Кэтриона быстро просунула руку между их телами и нащупала то, что составляло его мужскую сущность. Гладкая и очень горячая, она забилась у нее в ладони, испуская мощный поток невидимого излучения.
Рука ее скользнула ниже, исследуя это чудо, выясняя, как оно устроено, ощупывая непривычную весомость и округлость. Обжигающая пружина запрыгала от ее прикосновений, огонь, разгоревшийся между ног, уже полыхал вовсю, жадно облизывая кожу. Доминик быстро опустил руки ей на живот, а она повернулась в его руках.
Он осторожно уложил ее под поваленным бурей дубом. Там пахло грибами и мхом. Здоровый дух земли. Почва под прикрытием вывороченной глыбы была сухой и рыхлой. Его сброшенная рубашка сделала ложе еще мягче. Клочок неба исчез, когда Доминик прикрыл его своим телом. В кромешной тьме его запах, чистый и пронизывающе мужской, смешался с запахом спутанных корней. Она хотела, чтобы он взял ее не наспех, а с наслаждением, как страстный любовник. У нее даже защипало глаза от подступивших слез.
Доминик опустился на колени. Держа обеими руками ее голову, бережно, как в колыбели, он с минуту заглядывал ей в лицо. Она знала, он не может видеть его выражения и не может прочесть ее мысли. Протянув руку вверх, она тронула пальцами его плечо и пробежала ладонью по его теплой твердой груди. Это было ее решение. Она говорила ему, что больше не может сопротивляться и выпускает себя на свободу.
Доминик расположился около нее на боку, вытянувшись во весь рост. Кэтриона лежала, открытая для него, ощущая его целиком, вместе с прижимающейся к ней его твердью. Руки его пришли в движение, и рот принялся разжигать ее своими ласками. Она слегка напряглась, но он коснулся ее и медленно выдул воздух ей в волосы.
– Кэтриона, – прошептал он. – Вы уверены?
Слово слетело с языка так быстро, будто не она, а кто-то еще сказал за нее:
– Да, уверена.
Доминик губами, как перышком, провел по ее лицу. Это было необыкновенно. Она застонала, когда его язык проследовал дальше, от плеча к шее, а затем вдруг с силой присосался к ямочке. Оттуда, как из пробоины, вырвался поток огня. Она судорожно вздохнула и непроизвольно впилась ногтями в его руку. Тогда он поцеловал ее пониже уха, так обжигающе, что ей показалось, будто она вот-вот расплавится.
Руки Доминика блуждали поверх ее груди, оставляя после себя тянущийся шлейф удовольствия. Потом он двинулся вниз, к ее самому интимному месту с завитками волос. Когда он раздвинул их, огонь коснулся ее тайной сердцевины.
