Двадцать пар глаз уставились на Идриса, и тому стоило больших усилий сохранить непроницаемое выражение лица, держаться гордо и прямо. Когда учитель промолвил «думаю, с кем бы тебя поселить?», что-то заставило мальчика указать на того самого худенького воспитанника, которого обижали сыновья эмиров.
— Можно, я буду жить с ним?
По комнате пронесся напоминающий порыв ветра удивленный шепоток: и от того, что новичок осмелился выразить свое желание, и наверняка — по поводу его выбора.
— С Наби? — сперва муаллим Ризван нахмурился, но, подумав о чем-то, сказал: — Что ж, да будет так, тем более он живет один.
Идрис подошел к мальчишке и сел рядом с ним. Он видел, как сыновья эмиров, Максуд, и второй, имени которого он пока не знал, перешептываются и посмеиваются.
Что касается Наби, тот не выказал ни радости, ни огорчения. Когда мальчики принялись писать под диктовку учителя, Идрис удивился тому, что из-под пера соседа выходит на редкость правильная, красивая вязь. Сам он был далеко не так искусен в письме; пальцы, державшие калам, казались деревянными, а мысли не поспевали за словами муаллима.
— Наби, — промолвил учитель, когда урок закончился, — покажи Идрису комнату, где вы будете жить.
Сопровождаемый взглядами других учеников, Наби повел новенького за собой.
В комнате почти ничего не было, зато голые каменные стены источали приятную прохладу.
— Если б ты поселился с кем-то другим, там была бы иная остановка, — сказал Наби.
— Я привык к простоте.
— Почему ты за меня заступился?
— Я не терплю несправедливости.
— Но ведь ты не знал, в чем дело.
— А в чем? Неужели ты что-то у них украл?!
— Не украл. Но не отдал.
— А что?
Наби не ответил на вопрос; вместо этого произнес:
— Сейчас нам дадут поесть. А потом занятия продолжатся. Идем.
Во дворе из дымящегося котла раздавали рассыпчатый, сваренный на пару, приправленный маслом и пряностями кускус. Порции были не слишком большими, но к каждой подавалась лепешка.
Едва Идрис и Наби устроились под большим платаном, к ним подошли Максуд с приятелем, которого звали Якуб.
— Не можешь отдать деньгами, отдавай едой! — грубо произнес Максуд и выхватил у Наби лепешку.
Идрис был готов подняться на ноги и вновь заступиться за нового товарища, но Наби удержал его.
— Хочешь казаться умнее всех, как и этот? — презрительно бросил Якуб, обращаясь к Идрису. — Неудивительно, что два оборванца нашли друг друга!
Когда мальчишки отошли, Идрис спросил Наби:
— Что им от тебя нужно?
Тот сжался и не ответил, но юный бедуин заметил, что его глаза полны слез.
— Возьми мою лепешку, я не голоден.
— Нет.
— Хотя бы половину. Ведь теперь мы соседи, а соседи должны помогать друг другу.
— Ты зря связался со мной, — выдавил Наби. — Из этого не выйдет ничего хорошего.
— Поверь, мне все равно.
Вскоре Идрис узнал, в чем дело. Наби был сыном бедного и незнатного человека, но с раннего детства отличался тем, что, однажды что-то увидев или услышав, больше никогда этого не забывал. К девяти годам Наби знал наизусть больше половины из ста четырнадцати сур Корана; к тому же, в отличие от других ребят, он не заучивал их без понимания, а мог растолковать смысл. Вдобавок он сочинял стихи.
У отца мальчика хватило дальновидности и разума отправить сына в школу. В виде исключения Наби приняли в масхаб, и, чтобы вовремя вносить плату за обучение, его отец, имеющий большую семью, выбивался из сил.
Человек, умеющий громко и четко читать Коран, может легко зарабатывать на сговорах, свадьбах, похоронах и поминках. Однако знания Наби не ограничивались сурами, он отлично считал и прекрасно писал, свободно излагая свои мысли на бумаге, преуспел в изучении истории, географии, астрономии и других наук.
Будучи самым бедным в масхабе, этот мальчик слыл самым способным, и другие ученики, особенно из числа разряженных и надменных отпрысков мусульманской знати, ненавидели его и издевались над ним.
У Наби почти никогда не водилось денег, между тем деньги были нужны, хотя бы на школьные принадлежности, и ему приходилось их занимать. Он отрабатывал долг, делая уроки за других учеников, объясняя им то, чего они не поняли, или выполняя вместо них какие-то поручения. Но порой ему не удавалось вовремя рассчитаться с ними, и тогда его били. Максуд и Якуб отобрали у Наби лепешку не потому, что были голодны сами, а для того, чтобы оставить голодным его.
— Я буду делиться с тобой всем, что у меня есть, — сказал товарищу Идрис. — И не вздумай ничего предлагать взамен.
Ему и в голову не приходило, правильно ли он поступает, с самого начала противопоставляя себя остальным. Он взял опеку над Наби, как в свое время предложил Анджум стать ее братом. Идрис твердо знал, что долг будущего шейха — защищать обездоленных и слабых.
— Кем ты хочешь быть? — спросил он Наби, и тот ответил:
— Пока не знаю. Аллах подскажет.
— Мне кажется, у тебя бы хорошо получилось учить других. Я слышал, как здорово ты умеешь объяснять!
— Только то, что хорошо понимаю сам, — сказал мальчик и спросил: — А ты?
— Я воин. И я собираюсь бороться за истину правоверных. Я хочу помогать отчаявшимся и бедным.
Услышав такие слова, Наби показал Идрису стихи:
Один поглощен богатством:
Одеялом, ковром, матрасом.
Другой в полной мере счастливый
Только рядом с цветущей нивой.
О детях помыслы третьих,
Добро они пестуют в детях.
Что же делать, Всевышний, нищим?
Дай нам веру, мы веры ищем!
Они подружились. Порой Наби стремился помочь товарищу с уроками, но Идрис считал, что должен дойти до всего сам. Он был упрямым, упорным и всегда четко отделял черное от белого. Они с Наби держались в стороне от остальных, но их это не волновало.
Иногда Идрис вспоминал Анджум и очень часто — пустыню. Он думал о том, как прекрасен рассвет в песках, когда после холодной ночи воздух прозрачен и чист, с какой радостью выходишь из шатра навстречу ясному утру, с каким наслаждением греешься в солнечных лучах, не помышляя о том, что вскоре светило станет безжалостным и горячим. Только воспоминания могли перенести его в ту жизнь, какую он любил больше всего на свете.
Он поведал Наби, который никогда не бывал в пустыне, о том, что она — вовсе не угрожающее, давящее, мрачное и враждебное в своей наготе пространство: это нечто, поражающее воображение; безбрежная, вольная, полная неисчерпаемых загадок страна. Край, где царит вечное солнце, чьи лучи пронзают легкие, сердце, кровь и мозг. Мир, в котором время течет по-другому, где человек затерян среди песков и вместе с тем слит с окружавшей его стихией.
Однажды Идрис заметил, что Наби грустен и странно рассеян. На уроке он путался в ответах, чего еще никогда не случалось. Идрис долго выпытывал у товарища, что случилось, и наконец тот признался:
— Отец второй месяц не присылает плату за обучение. В прошлый раз муаллим Ризван позволил мне остаться, а что будет сейчас, даже не знаю.
— Ты не должен покидать школу, ты самый лучший! — взволнованно произнес Идрис.
Наби слабо улыбнулся.
— И все-таки здесь никого не учат бесплатно.
— Почему даже в масхабе все решают не способности, а деньги?
— Потому что так устроен наш мир.
Идрис задумался, а после достал из-под циновки мешочек и пересчитал то, что дал ему отец на карманные расходы. Чего у жителей пустыни никогда не бывало много, так это денег, потому их следовало беречь. И все-таки юный бедуин сказал товарищу:
— Давай я одолжу тебе нужную сумму?
— А если я не сумею отдать?
— Сейчас главное, чтобы ты остался в школе, а там будет видно.
— Нет, я не могу.
— Разве ты не хочешь учиться?
Глаза Наби заблестели.
— Очень хочу!
— Мне кажется, ради этого ты готов на все что угодно!
— Да, правда.
