Секунду Лила удивленно смотрела на пришельца, а тот, в свою очередь, с не меньшим удивлением взирал на нее, словно не ожидал ее увидеть здесь.
Наконец Лила поднялась.
— Добрый день!
Она сказала это по-английски, и молодой человек ответил на том же языке, но с ярко выраженным акцентом:
— Кто вы? Почему вы здесь?
— Я — гостья баронессы ван Алнрадт, — объяснила Лила. — Боюсь, она не сможет вас принять — она больна.
— Я это знаю, — ответил незваный гость. — Я — Никлас Алнрадт, пасынок баронессы.
Лила поняла: перед ней тот самый молодой человек, о котором тетушка говорила, что он плохо себя ведет и пытается продать картины, принадлежащие его старшему брату.
С опаской глядя на молодого повесу, Лила сказала:
— Баронесса — сестра моей матери. Я — ее племянница, Лила Кавендиш.
— Если это так, то можете передать ей от меня кое-что! — заявил Никлас Алнрадт.
Быстро оглядевшись, он прошел через всю гостиную к противоположной стене, на которой висела прекрасная картина Хендрика Аверкампа с изображением конькобежцев на фоне зимнего пейзажа. Картина была небольшая, но в высшей степени добротная.
Увидев, что Никлас снимает ее со стены, Лила с беспокойством спросила:
— Что вы делаете?
— Беру эту картину, потому что считаю ее своей.
— Вы не имеете права! — возмущенно воскликнула девушка. — Она не ваша! Она… принадлежит вашему брату!
— Да что вы об этом можете знать? — грубо отрезал он. — И вообще это вас не касается!
— Я не позволю вам красть картины у моей тети, пользуясь тем, что она больна и не может вам помешать! — решительно заявила Лила. — Немедленно повесьте картину на место! И вам лучше уйти отсюда: вы не имеете права сюда приходить!
Ее голос звенел от гнева, и Никлас грозно нахмурился.
Он не выпускал полотно из рук, явно не собираясь его возвращать.
— Ну что, будете путаться у меня под ногами? — угрюмо проворчал он. — Убирайтесь с дороги, не то пожалеете!
— Только посмейте унести картину из дома — я немедленно вызову полицию! — пригрозила ему Лила.
Она загородила похитителю путь из гостиной, прекрасно сознавая, что с него вполне станется отпихнуть ее в сторону и уйти с картиной. Но она была полна решимости помешать столь откровенному грабежу.
Она ухватилась за раму картины, пытаясь вырвать ее из его рук, и без устали повторяла:
— Вы ведете себя неприлично. Уходите, иначе я позову слуг, они не дадут вам обворовать тетю!
Она тянула картину к себе, но Никлас только крепче цеплялся за нее.
— Уйди с дороги, глупая английская девчонка! — рычал он. — Какое тебе, к черту, дело до того, что я забираю эту картину? Уж не хочешь ли ты сама ею завладеть?
— Она принадлежит моей тете, пока она жива, а потом она перейдет к вашему брату! — гневно ответила Лила и снова потянула ее к себе.
Продолжая удерживать картину одной рукой, Никлас сжал вторую в кулак и изо всех сил ударил девушку в плечо.
Она отчаянно закричала.
Простившись с Лилой, маркиз долго сидел в гостиной, разглядывая оставленный ею этюд.
За этим его и застал вернувшийся домой граф.
— Прекрасные новости, Кэрью! — выпалил он. — Примерно через час сюда доставят великолепное полотно Адриана ван де Велде и еще одно, кисти Якоба ван Рейсдала.
— Я очень рад, — ответил маркиз. — А что ты скажешь вот об этом?
Взглянув на картину, которую маркиз продолжал держать в руках, граф воскликнул:
— Тот самый Вермер, о котором было столько разговоров! Кто тебе сделал эту копию?
— Это не подделка, — промолвил маркиз, — а подготовительный этюд, написанный Вермером прежде, чем закончить портрет, который сейчас висит в музее «Маурицхейс».
— Этюд? — изумленно переспросил граф.
Он взял в руки картину, внимательно ее осмотрел, затем перевернул, чтобы взглянуть на обратную сторону холста.
— Он действительно кажется старинным, — согласился он. — Но кто тебе его привез?
— Молодая девушка, назвавшаяся племянницей баронессы ван Алнрадт.
Граф искренне удивился.
— Я был знаком с бароном. Да и с баронессой тоже, если на то пошло. Очаровательная была пара! Но после его смерти она нигде не показывалась.
— Мне сообщили, что она больна, — сказал маркиз, — а ее племянница хочет продать эту картину, чтобы заплатить за серьезную операцию, которую надо сделать баронессе.
— И она утверждает, что это — этюд Вермера?
— Она считает, что человек, завещавший «Маурицхейсу» «Головку девушки», был дружен с бароном.
— Кажется, это похоже на правду, — медленно произнес граф. — Но я не могу поверить, что это — действительно этюд, написанный Вермером. Если бы такой этюд существовал, о нем уже было бы известно.
— Мне и самому так кажется, — кивнул маркиз.
— Картина, конечно, прекрасная, — выдавил из себя граф. — Но я бы на твоем месте тщательно проверил ее подлинность, прежде чем платить за нее хоть одно пенни.
— Именно это я и намерен сделать, — заявил маркиз. — Мисс Кавендиш предложила мне связаться с торговцем картинами по фамилии Нийстед.
— Я о нем слышал, — сказал граф, — но не стал бы безоговорочно ему верить. Впрочем, это относится почти ко всем торговцам.
Подлинность картин, которые я тебе привез, удостоверена директором Государственного музея.
Маркиз рассмеялся.
— Ну, лучше не придумаешь!
— И я так считаю, — улыбнулся граф.
— В то же время, — задумчиво промолвил маркиз, — мне жаль мисс Кавендиш. Она очень тревожится о своей тетке. И она оказалась очень хорошенькой девушкой!
— Ага, — воскликнул граф, — тогда тебе надо быть еще осторожнее! Покупка картин — это одно дело, но когда в продаже замешана очень хорошенькая девушка, положение становится чрезвычайно рискованным.
— Да ты, оказывается, циник! — заметил маркиз.
— Не тебе это говорить! — парировал граф. — Ты сам уже давно стал циником!
И маркиз мысленно вынужден был согласиться с другом. А в последнее время, после того разочарования, которое принесли ему сразу две женщины, его цинизм стал еще глубже. Как ни старался, забыть об их обмане он не мог.
Но в следующую секунду он снова вспомнил огромные голубые глаза Лилы, в которых ясно читался страх, ее дрожащие пальцы.
«Почему она была так испугана?» — подумал он в очередной раз после расставания с ней.
— Сообщив тебе хорошие новости о картинах, — молвил граф, — я вынужден теперь перейти к новостям не столь приятным. Хотя надеюсь, ты не будешь слишком сильно расстроен.
— А в чем дело?
— Ее Величество уже знает о твоем приезде, и завтра ты приглашен на ленч в «Хейс тен Бос».
Повисло довольно продолжительное молчание, которое не без труда прервал маркиз.
