– Сейчас я умоюсь и уйду, – в отчаянии бросила она, оглядываясь в поисках туфель.
– Нет. – Как оказалось, женщина прекрасно говорила по-английски. – Оставайся здесь. В тазу есть вода. Но не вздумай высовывать нос за дверь.
– Даффид сказал, что мы уедем рано утром, – пролепетала Мэг.
– Даффид, – сказала женщина, не оборачиваясь, – знает не все.
– Ну, тогда надо поскорее сообщить ему эту новость, – буркнула Мэг, опускаясь на колени, чтобы найти туфли.
– Ты что, не влюблена в него? – недоверчиво спросила женщина.
– Нет, – ответила Мэг и сунула руку под кровать, но там ничего не нашла.
– Но ты его женщина?
– Да нет же! – Мэг резко выпрямилась и чуть не застонала от внезапной боли. – Я путешествую вместе с ним, чтобы узнать о местонахождении моей подопечной, которая сбежала. Понимаете, я гувернантка – компаньонка. Даффид тоже ищет ее, и мы объединились только для этого.
Женщина пристально посмотрела на нее, потом улыбнулась.
– Ты молодец. Надо быть дурой, чтобы стать его женщиной. Он не настоящий цыган и живет только своими желаниями, как бродяга.
Мэг не знала, воспринимать эту энергичную речь как комплимент или как оскорбление, но тут женщина сказала:
– Умойся, и я дам тебе выпить кое-что, чтобы поправить голову. Потом ты сможешь поговорить с ним, но только не здесь. Он не должен приходить к тебе, это окончательно разрушит его репутацию; встречаться с нецыганкой уже достаточно плохо, но приводить ее сюда и показываться с ней на людях еще хуже. Я отведу тебя в лес, и там вы сможете поговорить.
– Спасибо. – Мэг оставалось только гадать, что это за репутация, которую Даффид может потерять. – Я понимаю, что мне здесь не место, и в любом случае я хочу уехать.
Женщина улыбнулась.
– Вот и правильно. Даффиду тоже лучше уехать.
– Но вы только что сказали, что он совсем как цыган.
– Потому что он хочет им быть, вот только сам не знает, кем является на самом деле. Я тоже не могу сказать ему, потому что это еще не решено. Вон твои туфли. – Она показала на изножье кровати. – Ты увидишься с ним, когда придет время. – Цыганка прижала палец к губам и взяла Мэг за руку.
– Идем, да побыстрее, – прошептала она и стала быстро спускаться по лестнице.
Покинув повозку, Мэг огляделась. Утро было теплым. Она слышала пение птиц, звуки голосов, позвякивание сбруи и фырканье лошадей в отдалении, но больше не смела смотреть по сторонам и глядела только в спину женщины, которая вела ее.
Войдя в лес, они шли по устланной листьями земле около получаса, пока наконец, женщина не остановилась. Оглядевшись, она прислушалась и потом кивнула.
– Ну вот, – тихо сказала она, – здесь вас никто не увидит. Табор снимается с места, так что теперь некому шпионить. Оставайся здесь и никуда не уходи – он сам найдет тебя. – Она повернулась и поспешила прочь, оставив Мэг одну на прохладной зеленой поляне, как заблудившегося ребенка из волшебной сказки, который забрел слишком далеко от дома.
Поляна была небольшой и вся окружена деревьями, расцвеченными слабым румянцем наступающей осени. День сиял солнечным теплом, усиливающим аромат желудей, прелых листьев и поздней ежевики, словно бросившей вызов календарю. Голубые астры цвели на пригорке по соседству, но место, где ждала Мэг, было покрыто густым мягким мхом.
– Сегодня утром вы выглядите несколько лучше, – раздался голос позади нее.
Мэг резко обернулась. Мох приглушил шаги Даффида, но он по-прежнему выглядел спокойным, загадочным и к тому же потрясающе красивым. Мэг со вздохом подумала, что такому мужчине не нужны ни свет звезд, ни отблески костра, чтобы усилить его привлекательность.
Хотя она умыла лицо и расчесала волосы, но все еще оставалась в своем поношенном сером платье, и к тому же вчера он видел ее в совершенно ужасном состоянии. Жизнь опять оказалась не слишком справедливой к ней.
– Мне лучше, это правда, – сказала она. – Но что же тут особенного?
– Вчера вы были пьяны в стельку. Такое количество можжевеловой настойки, которое вы выпили, могло бы свалить и мужчину.
– Можжевеловая настойка? – Ее глаза расширились. – Так вот что это было.
Он кивнул.
– Самогон, «материнское молоко», «удар грома», «вспышка молнии», «раздень меня». Дешевый самодельный джин, приносящий красивые видения и тяжелое похмелье. Но вам, похоже, понравилось.
– Да-да, напиток со вкусом цветов, – уныло заметила она. – Тут уж трудно не соблазниться.
Он улыбнулся.
– Почему вы не предупредили меня?
Даффид пожал плечами.
– Потому что вы этого хотели. Джонни очень привлекательный мужчина и отличный кавалер, не так ли?
– Так это он нарочно? – Она побледнела. – Он подумал, что я…
– Да. Он попытался соблазнить вас, и я подумал, что вы не против.
– Не против? С какой стати? – возмутилась она.
– Вы смеялись всему, что бы он ни говорил, и пили его сивуху, как будто это был нектар.
– Ну, знаете ли, – Мэг сжала кулаки, – я бы никогда не сделала такое. И вообще это мерзко – напоить женщину, чтобы воспользоваться ею.
Даффид, наклонив голову, внимательно изучал ее.
– Вы думаете? По правде сказать, я знаю не много приличных женщин. А как вы представляете себе обольщение?
– Ну… – Мэг помедлила. Она, конечно, читала романы, и у нее было смутное представление о ситуациях, в которых играла тихая музыка, звучали нежные слова, повторялись ласковые прикосновения… Спиртное тоже дозволялось, в разумных пределах, разумеется.
Ее щеки порозовели, и это, похоже, позабавило его, а ее лишь разозлило.
– Не важно как, – резко сказала она. – Представляю, и все. Лучше скажите, кто та женщина, которая привела меня сюда? Она ваша тетя?
– Моя бабка.
– Бабка? Не слишком ли она молода для этого?
– Мне так не кажется. Цыганки рано выходят замуж.
– Тогда почему она не представилась мне? Впрочем, – Мэг сконфузилась, – полагаю, она думает обо мне самое худшее и не хочет знаться со мной. Что ж, я не виню ее за это. А теперь давайте поскорее уедем отсюда, пожалуйста.
– Мы уедем, но в свое время. Что до моей бабки, она просто вообще не хочет думать о вас.
– Но почему вам она не позволила войти в повозку и поговорить со мной? И при чем тут ваша репутация?
Даффид усмехнулся.
– Она права – здесь меня едва терпят из-за моей смешанной крови. Бедной Кеи теперь тоже сторонятся, хотя в роду у нее только цыгане со времен Ноева ковчега. Ей позволено ездить вместе с семьей только потому, что она знахарка, и они нуждаются в ней; но все равно она вынуждена держаться в конце каравана. А все из-за ее сына – моего отца: он опозорил семью, и теперь его сыновья продолжают делать это. Я виновен уже в том, что являюсь полукровкой и бастардом; Джонни же всегда идет своей дорогой, и эта дорога слишком кривая. Преступники привлекают слишком много внимания к табору, а это никому не нужно.
