– Как и я, – сказал Броули. – До меня дошли слухи, что это ее племянник, довольно эксцентричный джентльмен, который предпочитает жить на побережье. Мой друг связался со мной, как только узнал о возможной продаже. Сделка не оглашалась.
– Но почему такая секретность? Леди Шютэ была известным коллекционером предметов искусства. Дом сохранил и былое наличие, и прекрасный интерьер. Возможно, он немного проигрывает в сравнении с новыми архитектурными сооружениями, но это только добавляет ему очарования. Я знаю несколько семей, которые с радостью ухватились бы за возможность приобрести этот особняк.
Файер подошла к окну, чтобы полюбоваться открывающимся отсюда видом. Ему нравилась мягкая линия ее профиля. Опершись о каминную полку и наблюдая за девушкой, Маккус поймал себя на мысли, что ему приятно присутствие Файер в его доме. Он был доволен, что она с видимым интересом оглядывала гостиную.
– Вы не можете смириться с тем, что удача улыбнулась мне, миледи?
Он прикоснулся рукой к ее лебединой шее. К его восхищению, Файер задрожала и метнула в него горящий взгляд, который, казалось, мог бы испепелить его.
– Не говорите глупостей. Я просто считаю, что племянник леди Шютэ повел себя довольно странно.
Маккус отошел от камина и преградил ей дорогу, положив руки на подоконник.
– Мой друг Доссет объяснил, что родственники хозяйки были обременены долгами, в том числе карточными, и начали оказывать давление на наследника, который не испытывал никакого желания им помогать. Чтобы избежать интриг и хитроумных уловок со стороны родственников умершей леди, которые были не прочь завладеть ценностями, он решил продать дом.
– О, теперь я все понимаю, – произнесла леди Файер и вдруг увидела, что путь к отступлению прегражден. – Мистер Броули, – обратилась она к нему, понимая, что инициатива постепенно переходит к нему.
– Меня зовут Маккус. Если вы будете называть меня по имени, вас не предадут анафеме. Я даже настаиваю на том, чтобы вы обращались ко мне именно так, – сказал он, глядя на ее пухлые губы.
Он знал, что даже самые благородные леди имеют привычку кусаться.
– Вы же просили меня о том, чтобы я выступила вашим посредником в высшем свете, – пролепетала она.
– Правила иногда так приятно нарушать. Убедитесь в этом сами, – сказал Маккус, чувствуя головокружение от ее близости.
Он легко коснулся своими губами ее губ. Девушка упрямо сжала рот, не желая подчиняться его воле и всем своим видом показывая, что она готова к сопротивлению.
– Назови мое имя, Файер.
Она закрыла глаза и покачала головой.
– Это неправильно.
– Если это неправильно делать. Думаю, что Стэндиш был отвратительным любовником, – сказал Маккус, презирая жалкого негодника, который посмел прикоснуться к его богине.
Она раскрыла рот, чтобы ответить, и он, воспользовавшись замешательством девушки, обнял ее за хрупкие плечи. Ему хотелось большего, и он, со стоном оторвавшись от нее, настойчиво спросил:
– Кого ты целуешь, Файер?
Она уперлась ладонью в его грудь и, тронув пухлую нижнюю губу, сказала:
– Тебя. – Зная, что Броули ждет от нее другого, она добавила: – Тебя, Маккус. Хотя я по-прежнему не считаю...
Он был так сильно возбужден, что не дал ей договорить и закрыл рот Файер страстным поцелуем.
– Очень хорошо. Давай посмотрим, что же будет дальше.
– Двадцать две минуты, – пробормотала Файер, не в силах отойти от потрясения, которое она испытала во время своей истречи с мистером Броули. Прошло уже шесть часов после того, как они расстались, но она до сих пор вспоминала об ощущениях, подаренных ей этим джентльменом. Он зацеловал ее до головокружения. Самое страшное, что ей это нравилось.
– Файер, что с тобой? – прошептала Калли, заставляя подругу вернуться в настоящее.
Они проводили вечер на балу у лорда и леди Пиндар, и мать Калли исполняла роль их опекунши.
– Ты так внимательно смотришь на мистера Лестерфельда, что он покраснел как рак.
Когда мистер Броули только дотронулся до нее, она должна была залепить ему пощечину. А вместо этого она позволила его губам растопить лед в ее сердце.
– Я попала в переделку, Калли, – призналась Файер. Встревоженная подруга подтолкнула ее к балкону.
– Тебе нужен глоток свежего воздуха.
В зале было полно гостей, но Калли решила помочь ей, и уже через несколько минут Файер наслаждалась прохладным воздухом.
– Ты моя должница – я спасла тебя, – сказала Калли, прислоняясь к каменной стене. – Еще минута, и мистер Лестерфельд просил бы руки леди Файер. Твой взгляд был более чем красноречив.
Сбитая с толку словами подруги, Файер спросила:
– А при чем здесь мистер Лестерфельд? – Калли, не сдержавшись, рассмеялась.
– Твой случай безнадежней, чем я думала. Лестерфельд был словно загипнотизирован твоим взглядом. Бедняга.
– О нет, – простонала Файер.
Ей было невдомек, почему она снова оказалась в таком двусмысленном положении. Этот робкий джентльмен был на пятнадцать лет старше дочери герцога и вовсе не входил в ее планы. Он уже однажды овдовел и теперь был занят неторопливым поиском второй жены.
– А я его даже не заметила, – сказала Файер, понимая, что причина ее рассеянности в том, что она провела слишком много времени в объятиях опасного поклонника. – Во всем виноват Маккус Броули.
Калли повернулась к подруге и весело посмотрела на нее своими теплыми карими глазами. Файер все еще витала в облаках.
– Маккус Броули? Ты говоришь о том джентльмене, которого нам представил лорд Эман? Но какое он имеет отношение к мистеру Лестерфельду?
На другом конце города Маккус начал плести паутину интриг против лорда Стэндиша. Беспечный молодой повеса имел неосторожность связаться с игорным клубом «Мойра Ласт», и теперь его карточный долг постепенно увеличивался. В этом сомнительном заведении не брезговали сбивать с пути истинного богатых и слишком самовлюбленных джентльменов, искренне веривших в свою непогрешимость. Когда карманы важных господ опустошались настолько, что они начинали залиивать свою тоску вином, им подсказывали, что неподалеку есть несколько отличных борделей. Там их падение завершалось.
Зловоние, ударившее Маккусу в нос, когда он оказался на аллее, напомнило ему о собственном детстве, прошедшем на грязных улочках, где годами скапливался мусор. Здесь никто не доживал до старости, так как голод, насилие и болезни поражали тех, кому посчастливилось выжить в младенчестве. И лишь немногим удавалось найти выход из лабиринта, полного темных тупиков. Маккус выжил. Он не считал это поводом для хвастовства, но предпочел бы, чтобы жуткое зловоние не вызывало в памяти мрачных картин его детства.
