Затем уселся за письменный стол.
— Бумагу, — потребовал он.
Я достала из ящика чистый лист и положила перед гостем. Но не успела убрать руку, он схватил ее и кольнул мой средний палец кончиком кинжала.
У меня вырвался возглас.
— Тсс! — прошипел Козимо.
Я попыталась высвободиться, но он крепко держал меня за руку и давил на палец, пока на бумагу не капнула капля крови.
— Прошу прощения, — пробормотал он и отпустил руку. — Свежая кровь необходима.
Я прижала палец к губам.
— Зачем?
— Ее привлечет запах крови.
Козимо убрал кинжал, закрыл глаза, глубоко вздохнул и стал покачивать головой.
— Мадлен, — прошептал он имя моей матери. — Мадлен… — Его веки затрепетали. — Мадлен.
Колдун застонал, его торс и руки задрожали. Так продолжалось с минуту, пока он не упал на стул. Из его груди вырвался резкий непроизвольный выдох.
Правой рукой он взял перо и опустил его в чернила. Перо бесновалось над бумагой, а рука, державшая его, порывисто дергалась. Затем она успокоилась и начала писать с невиданной скоростью.
Открыв рот, я смотрела на возникавшие на листе слова. Почерк был женский, язык — французский, родной язык моей матери.
Ma fille, m'amie, ma chère je t'adore
Дочь моя, любимая, дорогая, я тебя обожаю
Мои глаза наполнились слезами, такими чистыми и горячими, словно они исходили из раны, о существовании которой я не подозревала.
Женщина, самая великая из всего Дома
Ты встретишь своего благодетеля
Вопрос
Перо взлетело над бумагой. Рука Руджиери подрагивала. Пауза, потом снова быстрое письмо:
Вопрос
— Повстанцы меня убьют? — спросила я. — Меня освободят?
Рука поколебалась, а потом решительно вывела:
Не бойся, дорогая, Сильвестро позаботится о том, чтобы ты благополучно вернулась
Перо упало, оставив на бумаге темную кляксу. Рука Козимо совершенно расслабилась, а потом сжалась в кулак.
— Это все? — в отчаянии воскликнула я. — Должно быть еще…
Козимо потряс головой, затем замер. Его глаза открылись, пустые и затуманенные, они медленно прояснели, и астролог снова меня увидел.
— Твоя мама ушла, — сообщил он.
— Верните ее.
— Не могу.
Я смотрела на невероятные слова, записанные на листе.
— Но что это значит?
— Время расставит все на свои места, — сказал астролог. — Мертвые видят все: вчера, сегодня, завтра — это для них неважно.
Я взяла со стола лист бумаги и прижала его к сердцу. Вдруг Руджиери, стол, пол — все закружилось. Я пошатнулась. Комната накренилась, и я провалилась в темноту.
Проснулась я в своей кровати. Подле меня сидела сестра Николетта. Она держала в руке маленький псалтырь. Из окна струился свет и отражался от линз ее очков. Сестра подняла глаза и тепло мне улыбнулась.
— Милая девочка, проснулась.
Она отложила книжку в сторону и опустила прохладную ладонь мне на лоб.
— Лихорадка прошла, благодарение Господу! Как вы себя чувствуете?
— Пить хочу, — ответила я.
Николетта поспешно повернулась к столику, на котором стоял кувшин и чашка. Я села и быстро похлопала себя по груди. Я помнила, что положила туда лист с посланием матери, однако нашла лишь шелковый амулет и Крыло ворона. Я запаниковала: неужели посещение Руджиери было лишь бредом?
Тогда я стала ощупывать постель. Под подушкой мои пальцы почувствовали острый край бумаги, и я быстро ее вытащила. Она была сложена пополам, текст находился внутри, однако я узнала большую кляксу.
«Ma fille, m'amie, ma chère, je t'adore».
Когда сестра Николетта повернулась ко мне с чашкой в руке, я уже спрятала письмо под одеялом.
— Есть хочу, — заявила я. — Можете что-нибудь принести?
Единственной вещью, связывающей меня с матерью, было ее послание; все остальное забрали повстанцы. Я хранила листок под подушкой и каждую ночь туда заглядывала. Теплота, печаль и любовь окутывали меня. Письмо дарило мне утешение, с которым не мог сравниться ни один талисман.
Прошло Рождество, настал новый 1530 год. В феврале Папа Климент короновал Карла Испанского, императора Священной Римской империи. Климент выполнил свою часть договора, теперь Карлу предстояло передать Флоренцию в руки Медичи.
В первые месяцы года пушки молчали. Командующий имперскими войсками сообразил, что лучше обрушиться не на саму Флоренцию, а на города, снабжающие ее оружием и продовольствием. Летом перед осадой весь урожай за стенами Флоренции был сожжен, весь скот зарезан. Флоренция зависела исключительно от поставок из Вольтерры.
С наступлением тепла армия империи атаковала этот город. Мы выслали гарнизон на его защиту; Вольтерра пережила первое сражение. Затем командующий гарнизоном решил, что армия императора разбита окончательно и бесповоротно, и — несмотря на приказ — отправился домой отдыхать. Узнав об этом, принц Оранский повторно осадил город.
Я сидела за вышивкой, когда в дверях комнаты для рукоделия появилась мать Джустина. Лицо ее казалось озабоченным, хотя в ее взгляде я заметила тайную надежду.
— Вольтерра сдалась, — сообщила она.
Без помощи французов, без снабжения и оружия лидерам повстанцев грозило поражение.
Пока сестры уныло перешептывались, мой мозг усиленно работал.
Мои волосы, красивые, шелковистые, цвета коры оливкового дерева, выросли ниже талии. В тот день они были собраны в сетку и лежали узлом на шее. Я отстегнула сетку и встряхнула головой. После чего взяла ножницы и стала стричь. Процесс был долгим: ножницы предназначались для рукоделия и захватывали небольшие пряди. Каждый локон я аккуратно укладывала возле ног.
Ошарашенные сестры смотрели на меня во все глаза, только мать Джустина все поняла. Она стояла в дверях и, когда я была готова, сказала:
— Я подыщу тебе облачение.
Постригшись в монахини, клятвы я не принесла. Я была самозванкой, но даже сестра Пиппа не делала мне замечаний.
Тем временем горожане впали в отчаяние. Без продовольствия из Вольтерры, без дичи, которую охотники стреляли в лесах под городом, всем приходилось туго. Первыми жертвами стали бедняки, которые умирали на улицах. Началась чума. Мать Джустина убрала ящик для пожертвований и закрыла нижнюю решетку на двери.
В начале июля я получила от Козимо последнее послание.
Какое-то время я не буду писать. Сегодня утром я застал соседа, привалившегося к двери. Он сидел с закрытыми глазами. Как будто спал. Я подумал, что у него голодный обморок. К счастью, близко не подошел: увидел у него на шее бубоны. Я позвал его домашних, но никто не ответил.
