— Я должна открыть тебе нечто: мы с Пендоком ведем тебя этой тропой не только потому, что я… я хочу помочь тебе. Тебе не повредят — я даю в этом слово. И я покажу тебе, как добраться до Глочестера, если ты действительно этого захочешь. Но сначала… — она остановилась и принялась теребить полы своего платья… — сначала ты должен встретиться с моим дедом.
— Твоим дедом? Но, Регана, я считал, что у тебя на всем свете нет никого из родных!
— Никого, кроме деда. Он сейчас в Великом Храме камней. В Стоунхендже.
— Почему? — ошеломленно спросил Квинт. — Ничего не понимаю…
— Потому что мой дед — Верховный друид Британии, — торжественно произнесла она. — Он должен быть в Стоунхендже, потому что в эти дни — праздник Луга.
— Юпитер Максимус… — прошептал Квинт, уставившись на нее. — Ты и вправду на редкость необыкновенная девушка. Как только я начинаю думать, что знаю тебя, как сразу открываю в тебе что-то новое и пугающее.
Регана внезапно улыбнулась, как будто открыв ему свою тайну, освободилась от какой-то тяжести, вскинула голову и взглянула на него — насколько он мог быть уверен в лунном свете — с лукавством.
— Я слышала, — с притворной скромностью заявила она, — что маленькие тайны придают женщине больше привлекательности.
Квинт, совершенно сбитый с толку и растерявшись с мыслями, не мог удержаться от смеха. Эта вспышка женского кокетства потрясла его не меньше, чем ее недавнее признание, и доставило удовольствие. Даже слишком, внезапно осознал он, вспомнив клятву Петиллию и Марсу. Сидеть вот так с девушкой, в лесном уединений, при лунном свете, было опасно. Он обнаружил, что бессознательно придвинулся к ней совсем близко, и с облегчением услышал за спиной треск шагов Пендока. С копья гончара свисали три рыбины, и сняв их, он торжественно положил добычу у ног рядом с Реганой.
Девушка сразу же вновь накинула на себя отчужденность как плащ, и принялась чистить и потрошить рыбу своим маленьким железным ножом, а затем жарить ее.
Они поели в полном молчании. Через некоторое время Квинт, швырнув через плечо рыбьи кости, сказал:
— Регана, почему ты настаиваешь, чтобы я встретился с Верховным друидом? Это задержит меня, и… — он не хотел показывать, будто сомневается в ее словах, что ему не причинят вреда, однако она могла переоценивать свое влияние на деда.
— Потому что он очень мудр и могуществен. И потому что… — она поколебалась, — мы не знаем пути до Глочестера. — Вновь последовала пауза размышления, после чего она медленно произнесла: — Конн Лир должен сказать тебе, как добраться.
— Кто! — воскликнул Квинт, — Конн Лир — так звали жреца, которого мы встретили на дороге в первый день в Британии. Значит, он твой дед? Но Светоний приказал схватить его, он послал одного из своих трибунов.
— Никто не может схватить Конна Лира, — сказала Регана, вытирая нож и убирая его в котомку. — Он маг. Он может видеть… и делать то, чего не может никто.
Квинт подумал о странной власти глаз Конна Лира, о своем оцепенении, которое позволило старику бежать — и ему понадобились усилия, чтобы сохранить мужество. Он пытался вспомнить, что Верховный друид говорил в тот день… что знамения и гадания предвещают несчастья римлянам, что он пришел тебя предупредить. Что ж, знамения были верны, дальше некуда — Квинт подумал о гибели Девятого легиона, о бойне в Колчестере и Лондоне. Пока он разговаривал с Региной, важность его миссии в Глочестер была заслонена другими мыслями, но сейчас она вновь обрушилась на него с жестокой непреложностью. Сознание его заметалось в поисках возможности оторваться от Пендока и Реганы и как-нибудь добраться до Глочестера самому. Но он знал, что это было бы глупо. Он доверился Регане и предоставил ей вести его. И обязан продолжать. Но когда они завернулись в плащи и улеглись под деревом, сон Квинта был беспокоен.
Они оставили лагерь, когда лучи рассвета были призрачны. Жуткие тени колыхались под огромными нависающими зарослями, а выбравшись на поляну, они услышали протяжный волчий вой. Лохматый пони Квинта фыркнул и задрожал, прядая ушами. Квинт успокоил его, как успокоил бы Ферокса, по которому сильно скучал. Пендок сделал знак, отвращающий зло, а Регана сказала:
— Волк воет от радости, что его не принесут в жертву, как бывало в старые времена.
— Жертвоприношение волков? — спросил Квинт, радуясь возможности поговорить, поскольку вчерашнее неуютное чувство его не оставляло.
Регана кивнула.
— Прежде многих зверей жгли в плетеных клетках… и не только зверей, но и людей тоже, как… как… — Она умолкла и закрыла глаза.
Квинт понял, что она думает о Боадичее и ужасных ритуалах Андрасты.
Затем Регана продолжала со своим обычным хладнокровием:
— Мой дед верует не так, как Боадицея, хотя и отдал меня под ее опеку, потому что она очень образованна и приходится двоюродной сестрой моему отцу. Вера иценов не истинна, так же как у бродячих друидов, которых губернатор Светоний убивал на далеком острове Энглси. Конн Лир милосерден.
— Рад это слышать, — произнес Квинт так легко, как мог, и собрался расспрашивать ее дальше, но Пендок неожиданно махнул рукой, призывая к молчанию.
Все трое замерли, прислушиваясь. Впереди невнятно раздавались гортанные голоса. Глаза Пендока сузились. Жестом он указал, что если они осторожно отъедут вправо, то проскользнут незамеченными. Квинт развернул пони, но, к несчастью, маленький конек учуял кобылу в приближавшемся отряде и приветственно заржал.
Внезапно голоса стихли.
— Прикрой лицо, — шепнула Регана Квинту, и тот поддернул плащ.
И в следующий миг десяток британских воинов с копьями наперевес выехали из-под деревьев.
Квинт, подогнав коня, загородил собой Регану, и неуклюже перехватил собственное копье, страстно желая, чтобы на его месте оказался привычный меч.
— Погодите! — закричала Регана по-кельтски, обращаясь к воинам. — Погодите! Мы друзья, мы едем как и вы на праздник Луга! Луга, бога света! — Она крикнула это наудачу, поскольку бельги, которых она опознала по татуировкам, могли быть просто бродячей шайкой разбойников, и тут уж ничего не могло бы остановить их оттого, чтобы, по меньшей мере, не отобрать у путников лошадей.
Предводитель отряда, со смуглым злобным лицом и синими полосками на щеках, нацелил свое копье на Пендока.
— Мы убиваем чужестранцев, которые приходят шпионить за нашим священным праздником, — прорычал он, но острие копья опустилось. Его маленькие красные глазки скользнули от Реганы к мужчинам. — Вы не из наших племен. У вас странная одежда! — неуверенно добавил он.
— Но мы не чужаки! — воскликнула Регана. — Посмотри на эту пряжку! Посмотри хорошо… — она указала на бронзовую с эмалью фибулу, удерживающую ее плащ. — Что ты видишь?
