— Какой вред мог причинить ребенок? — не унималась Тала.
— Большой, принцесса. — Эдон сделал знак Торульфу показать травы в сумке. — Он собирался бросить эти горькие корешки в колодец. Ваши боги таким образом поражают врагов, Тала aп Гриффин? Посылая отроков отравлять колодцы?
Пораженная, Тала уставилась на сумку. Корешки она узнала, но кожаный мешок никогда не видела.
— Нет, Эдон Варвикский, мои боги так не поступают. Они не посылают вместо себя детей. Если эти корни и вправду собраны братом, то не для того, чтобы отравить колодец.
— А для чего? — сердито спросил Эдон.
— Для амулетов от болезней и всяких других напастей. Лапчатка — сильное средство, она защищает всякого, кто его носит на себе.
— Но сегодня вечером травка не защитила вашего брата, Тала. — Эдон недоверчиво поднял бровь. Вид у него был угрожающий. — Тогда объясните мне, для чего такому маленькому мальчику понадобилось столько паслёна?
Эдон знал, что у этого корня только одно предназначение — наводить сонную одурь. Тала облизала пересохшие губы.
— Брэнвин, Владычица Озера, взяла паслён у своего брата Лира, ибо знала, что паслён годен не только для того, чтобы воодушевлять мужчин на битву, но и для путешествия в потусторонний мир — для изучения прошлого и предвидения будущего. Пожалуйста, если вы верите в то, что Венн принес сюда эти корешки со злым умыслом, клянусь, я сама понесу наказание за него. Отпустите его, Эдон. Я сделаю все, что вы потребуете, в обмен на свободу брата. — Тала, стараясь не показать своего страха, с трудом проглотила слюну. — Да, я подчинюсь вам во всем. Если вы отпустите принца, то до самой смерти я — ваша слуга.
Эрл понял, что одержал над принцессой верх и больше она не станет противиться браку, который соединит датчан Варвика и жителей Лима. Эдон, конечно, хотел, чтобы брак, задуманный королями, свершился, но… не таким образом. Тала ап Гриффин должна уступить ему по любви, а не из-за страха за жизнь брата.
Желанная женщина приносит себя в жертву, словно она животное, зарезанное на алтаре друидами. Эдон вздохнул: время работало против него, так как завтра Альфред может прибыть в Варвик. Эдон повернулся к окружающим.
— Нельс из Ательни, вы слышали, что сказала мне принцесса Лима? Она клянется не перечить моей воле.
— Да, лорд Вулф, я слышал каждое слово, — ответил озадаченный неожиданным поворотом событий епископ.
— А ты, Риг?
— Да, господин. Я слышал, как принцесса поклялась подчиняться вам. В обмен на жизнь брата.
— А вы, Рашид, Мейнард, Торульф? — Эдон мрачно взглянул на остальных свидетелей настойчивой мольбы Талы.
Все подтвердили, что слышали ее клятву.
Удовлетворенный Эдон кивнул и обратился к Тале:
— Значит, больше не будет разговоров о нежелании древних богов выдавать вас замуж? Я правильно понял?
Эдон увидел, как поникли ее плечи, но гордая голова не опустилась, когда принцесса с трудом произнесла:
— Да, милорд.
Он не мог поверить такой удаче. Лимское королевство пало, сокрушенное мешком с сенной трухой.
— Очень хорошо, Тала ап Гриффин. Я принимаю вашу клятву. Нельс из Ательни, я приказываю вам взять принца с собой в Эвешем и держать на своем попечении, покуда его не заберет настоящий опекун — Альфред Уэссекский. Встаньте, Тала. Вы пойдете со мной.
Тала прижала ладони к заплаканному лицу и вздрогнула от облегчения. Эдон поднял ее на ноги. Он знал, что она ринется через двор к мальчику, но решил не допускать этого. Лучше держать брата и сестру подальше друг от друга, пока он не найдет разгадку этой таинственной истории.
Эдон, позже других вернувшийся в залу, сразу заметил, что принцесса в смятении. Тала сидела на скамье со множеством мягких подушек, уставившись на сцепленные на коленях руки и не участвуя в разговоре, оживившемся с появлением хозяина. Эдон понимал, какие сомнения мучают принцессу. Тала ап Гриффин ругала себя за последствия своего поспешного обещания.
Вечер принес прохладу после утомительно жаркого дня. Элойя послала за шалями и настояла на том, чтобы принцессе на плечи накинули самую лучшую. Эдон налил в кубок меда с пряностями, отнес его Тале и сел рядом с ней.
— Выпейте, Тала. — Он вложил ей кубок в неподвижные руки. — Вам станет лучше.
— Что вы сделали с моим братом? — спросила она и подняла на эрла скорбный взгляд.
Эдон погладил ее нежную щеку костяшками пальцев, тронутый горем, затаившимся в красивых янтарных глазах.
— Я расспросил принца о том, что он делал сегодня вечером, что вносил и выносил из Варвика.
— Сумка, которую мне показали, не принадлежит Венну.
— Мешок самый обычный и может принадлежать кому угодно, — ответил Эдон.
— У Венна много сумок, и все его вещи сделаны нашими лучшими мастерами. На его сумке должен иметься герб, вытисненный на коже, и завязки тоже должны быть украшены гербовым рельефом. Взгляните… — Тала нагнулась и приподняла подол туники, выставив кожаные, облегающие ступни башмачки. — Видите рисунки на моих башмаках?
Эдон посмотрел на изящную щиколотку. Башмачки были сшиты из мягкой кожи и зашнурованы у икры, а на носках красовался выпуклый бордюр, внутри которого прятался крошечный дракон.
— Герб ап Гриффинов — крылатый дракон. На всех вещах Венна есть дракон — нарисованный, вышитый или выжженный. Если дракона нет, значит, вещь не его.
Эдона рассмешило такое простодушное объяснение невиновности Венна. Он коснулся мягкой ткани ее платья.
— И все ваши вещи тоже помечены, принцесса? Где вот на этом платье изображены крылатые драконы?
Тала нахмурилась и, отставив в сторону кубок, развязала ленточки у шеи, затем вывернула наизнанку уголок ткани, тщательно обшитый тесьмой.
Эдон с большим удовольствием заглянул бы за ворот поглубже, но удержался и стал рассматривать тесьму. Он увидел превосходно выполненную вышивку с необычным выпуклым рисунком: в середине виноградной лозы красовался крохотный дракончик.
Тала вытащила из-за пояса матерчатый кошелек и распустила шнурки, стягивающие его.
— Протяните, пожалуйста, ладонь, — попросила она.
Эдон раскрыл ладонь, а она выложила туда содержимое шелкового кошелька: два камешка и кучку трав. Эдон дотронулся до стебельков, связанных ниткой.
— Что это? — спросил он.
— Это мои цветы — колокольчики, милорд, — серьезно сказала Тала. — Тот, кто их носит на себе, вынужден говорить правду.
— Понятно, — кивнул Эдон.
— Одной из моих священных обязанностей является вершить правосудие. Когда я разбираю ссоры, то должна держать в правой руке колокольчики.
