«К какой цели?» – хотелось спросить Элизабет. Ей и так казалось, что ее сердце вот-вот разорвется от восторга.
Его правая рука медленно проникла между их телами, прикоснувшись к ее груди, – и, несмотря на плотную ткань корсета, ее соски мгновенно отреагировали на это. Они вдруг непривычно сморщились и набухли: это было одновременно приятно и больно.
Элизабет закрыла глаза и запрокинула голову. Она впервые осознала собственную чувственность. Ее пожирало неукротимое желание. Это было ей нужно. Это было ей необходимо. Она жаждала этого. Сходила с ума. Только она не знала, как «это» называется. И тут она вдруг представила себе: Джек склоняется над ней, чтобы прижаться к ее груди губами – к ее обнаженной груди.
Она испуганно распахнула глаза. Святители небесные, она распутница! Иначе ей не могли бы прийти в голову такие недопустимые мысли.
А в следующую секунду ее внимание снова было поглощено тем, что делали руки Джека. Они обжигали ее кожу даже сквозь материю платья. Медленно, размеренно, сладострастно он ласкал ее грудь, ее чуть выпуклый живот, ее тонкую талию – а потом его рука скользнула между ее ног и прикоснулась к тому месту, до которого она едва смела дотрагиваться сама.
– Джек! – ахнула Элизабет и закрыла глаза от волны трепетного наслаждения.
– Да, моя нежная английская розочка, мы почти у цели, – сказал он, хрипловато рассмеявшись.
Властное движение его руки сводило ее с ума. Она выгнулась, инстинктивно подаваясь бедрами навстречу его прикосновению. Он убрал руку и продвинул свое тело к ней между ног. Она ощутила, как жесткий жезл трется об нее.
Она была ошеломлена, но не утратила любознательности.
– Что это, милорд?
Он почти крикнул:
– Это я тебя хочу!
Она прерывисто вздохнула:
– Я не понимаю.
– Когда мужчина и женщина хотят заниматься любовью, в их телах происходят неизбежные перемены, – хрипло объяснил Джек, заставляя ее бедра совершать круговые движения. – У мужчины это все впереди и наружи: его плоть становится твердой и в несколько раз увеличивается. У женщины это более тонко: ее грудь набухает, и соски поднимаются. – Джек положил ладонь на ее грудь – ее тело отреагировало именно так, как он сказал. – А здесь, – тут его ладонь оказалась у нее между ног, – она становится жаркой и влажной, и ее влага напоминает сладкий мед. Тогда женщина действительно готова открыться и принять мужчину.
Элизабет показалось, что глаза у нее стали размером с блюдца. Она с трудом выдавила:
– Вы хотите сказать, что мужчина… вставляет это в тело женщины?
Он и глазом не моргнул:
– Именно это я и хотел сказать.
Она была совершенно ошарашена.
– Но почему?
– Почему? – он громко засмеялся. – Потому что именно так это делается.
У нее язык прилипал к небу.
– Это и значит заниматься любовью?
– Это тоже значит заниматься любовью.
– Но не только это?
– Нет. Заниматься любовью можно по-разному.
– Это приятно? – спросила она каким-то чужим, неожиданно грудным голосом.
– Это просто чудесно, – хрипло ответил он. – Словно умираешь и возрождаешься заново.
Ей все еще не верилось.
– Вы говорите мне правду?
Джек вдруг стал совершенно серьезен.
– Я говорю правду. Клянусь.
Она задумалась над тем, что он сказал ей. А потом возмущенно спросила:
– Почему мне раньше никто об этом не рассказывал?
Джонатан Уик покачал головой:
– Общество не считает нужным учить милых юных девственниц таким вещам.
Элизабет закусила губу. Она казалась двенадцатилетней девочкой, хотя и не подозревала, насколько юно выглядит.
– Вы не должны говорить об этом, милорд.
Он язвительно улыбнулся:
– Не кажется ли тебе, что сейчас несколько поздно демонстрировать скромность?
Конечно, он был прав, однако она все равно высказала вслух свое возражение:
– Мужчина и женщина не должны говорить о таких вещах!
– Другими словами, я могу класть руку тебе на грудь и даже прикасаться к самому средоточию твоей женственности, но только в том случае, если не буду говорить об этом вслух! – сказал он безжалостно.
– Милорд!
Он насмешливо спросил:
– О Боже, уж не оскорбил ли я ваши нежные чувства, миледи?
– Да. Нет. – Досада заставила ее вскрикнуть: – Будь ты проклят, Джек!
Казалось, он испытал только легкое удивление.
– О, наконец-то совершенно честная реакция, милая моя Элизабет, – снисходительно проговорил Джек. Улыбнувшись, он мягко обхватил пальцами ее подбородок. – Тебе никто не говорил, что ты совершенно неотразима, когда разозлишься?
Это Элизабет уже слышала. От него, если уж на то пошло. Задыхаясь от ярости, она заявила, как и в первый раз:
– Вы совершенно невозможный человек!
Он провел пальцем по ее подбородку. Ему ни капельки не было стыдно.
– Да, наверное.
– А гордиться тут нечем!
– Да, наверное.
Она отступила на шаг, досадливо встряхнув головой.
– Не играйте со мной, сударь. Я не ребенок.
Джек удержал Элизабет и заглянул ей в лицо.
– Тогда уж мы оба не будем играть в эти игры, Элизабет. Давайте всегда говорить друг другу правду.
Она вскинула голову, принимая вызов.
– Всегда правду!
– Всегда правду, – пообещал он.
Возвышаясь над усталой девушкой, Джек укорял себя: ему ли просить о правде!
«Давай не будем играть в игры, Элизабет!» А что же он, к черту, делал весь этот час, посвящая это невинное существо в плотские утехи? Разве он не ведет с Элизабет Гест сложную игру с той первой минуты на базаре, когда он последовал за ней в переулок и спас ее от тех негодяев?
«Что надо сделать, будет сделано. Таков обычай пустыни».
Но в эту минуту ему не очень-то нравился обычай пустыни. Вдобавок к прочим неприятностям он испытывал немалую физическую боль. Он был готов к извержению. Достаточно самой малости, чтобы он потерял контроль над собой: случайного прикосновения ее руки или бедра к его налитой страстью плоти.
Ему необходимо на что-то отвлечься – вот где выход.
Он сделал глубокий вдох, медленно выдохнул и заставил себя думать о чем угодно, только не о том, что ему хотелось сделать в тот момент, а именно умчать Элизабет в свой шатер в пустыне и неделю кряду заниматься с ней любовью.
Джек мысленно выругался. Вопреки всему его плоть не желала примириться с поражением.
Внезапно ему страшно захотелось, чтобы у него под рукой оказалась бутылка бренди. Как ни желанна была ему в эту минуту Элизабет, он не мог, никак не мог искать утоления страсти в ее юном теле. Это было очевидно. Не место и не время.
Однако Джек пообещал себе, что настанет такой момент, когда Элизабет будет принадлежать ему.
