Они до сих пор жили у тетушки, и Прасковья Антоновна, и Викентий Дмитриевич, и кузина Лиза очень трогательно просили сестер и их матушку оставаться у них как можно долее. Сонцовых тайно терзало чувство вины за несчастье и болезнь, постигшие Сашеньку. Они желали как можно более угодить Старицким и ни за что не хотели отпускать их от себя. И хотя Лукерья Антоновна с превеликою радостию уехала бы домой, уж больно она соскучилась по деревне и собственному дому, но ее удерживали мысли о дочерях. Сашенька, которой было так дурно, не изъявляла бурного желания уединиться в деревне, а уж Ксения и подавно! Только здоровье сестры сделалось вне опасности, как резвушка-Ксения уж кинулась развлекаться. Тетка вывозила ее везде, на все балы, вечера, концерты и маскарады. Возвращаясь домой, Ксения с упоением рассказывала о своих впечатлениях и надеждах. Грех было помешать такому счастью. С некоторых пор Прасковья Антоновна души в ней не чаяла, и только теперь, когда рождественский пост на время прервал все шумные развлечения, обе — тетка и племянница — сидели дома и наперебой своими историями развлекали Сашу. Они расписывали ей грядущие радости, сулили новые невероятные знакомства и приятные сюрпризы.
Лукерья Антоновна, наслушавшись рассказов Ксении, только всплескивала руками да повторяла: «Откуда только силы берутся! Ведь что ни день, то бал, а то и два, три в один вечер! Балы, спектакли, маскарады… Настоящая пытка!»
Прасковья Антоновна на это раз сказала ей, что буквально на днях княгиня N на одном из балов заметила ей:
— Веришь ли, сестрица, она сказала мне так: «Удивляюсь, как еще жива наша молодежь! Проплясать шесть-семь часов кряду! После бессонных ночей я днями бываю совершенно как одуревшая… Всякий день балы, мои силы слабеют!»
— И-и, мать моя… Немудрено… — протянула Лукерья Антоновна.
— А еще… — Тут Прасковья Антоновна покосилась на девиц и, наклонившись к уху сестры, тихо ей шепнула: — Молодая Ленская до того дотанцевалась, что ребенка выкинула. Теперь, говорят, почти оправилась, но муж на нее зол и запрещает ей выезжать…
— Хоть у кого-то в голове разум есть! — ответила ей Лукерья Антоновна. — Хотя и запоздалый, ежели подумать.
— Что это вы там шепчетесь? — капризно спросила Ксения.
— Да я вот матушке твоей говорю, что многие поплатились за беспрерывные эти танцы. Бедная княгиня Хованская опасно больна, и все после танцев в Благородном собрании.
— Еще бы! Столько протанцевать! — поддакнула Ксения тетке.
— И охота вам про такие страсти рассказывать! — воскликнула Лукерья Антоновна. — Да я тебя, Ксения, не пущу более ни на какие такие танцы!
— Да полно, маменька, — жизнерадостно засмеялась Ксения. — Во мне силы станет еще не на один год таких развлечений.
— Не зарекайся, милая моя. Простуду схватишь, с духоты-то на воздух кинувшись… Воды холодной попьешь. Или переутомишься от танцев… Оборони Господь! — Мать ее испуганно перекрестилась.
— Полно, сестрица. Я уж так внимательно за всем слежу, — ответила Прасковья Антоновна. — Будь покойна! Я теперь осторожна, как никогда прежде. И до дурного не допущу…
— Милая тетушка, — подскочила к ней Ксения. — Вы уж так заботливы! — Она порывисто поцеловала ее в щеку. — Сколько я из-за вас танцев пропустила!
— Ах, проказница, — рассмеялись обе женщины.
Саша вторила их смеху, сочувствовала их утомлению от развлечений, обещала, что непременно все это наверстает, и с радостью, но пока еще чувствовала в себе такую слабость, что самая мысль о балах отнимала у ней силы.
Видя такое ее положение, и Ксения, и тетушка, и маменька — все бывали как можно чаще подле нее. Но ничто не развевало ее уныния окончательно. Вдруг, посреди веселья, замрет взгляд, помрачнеет лицо, опустится голова… Доктор, навещавший Сашу, определил, что она страдает от меланхолии, которую, чтоб развеять, надобно много сил употребить и времени.
А как же Владимир? Где же был он? О, он являлся, и довольно часто. И также сидел и рассказывал о происшествиях в свете, читал вслух газету или книгу, расспрашивал о пустяках. Оба, и Владимир, и Саша, чувствовали большое смущение в обществе друг друга. Саша вспоминала, как рыдала в его объятиях. И хотя она смутно помнила то, что говорила тогда, та вольность, которую она позволила себе теперь не давала ей покоя. Ельской же не знал, как теперь ему поступать. Он с радостью и удовольствием объяснился бы нынче же вновь, просил бы ее руки и, не медля, связал бы себя узами брака, но Саша… Она непременно скажет «нет», он не сомневался в этом. И — молчал…
Как знать, сумели бы молодые люди наконец найти общий язык или, быть может, обоюдная их нерешительность и деликатность так и отстранили бы их друг от друга? Может быть, так и случилось бы, если б… Если бы не одна случайность, не одно злое намерение, обернувшееся совсем не так, как предполагалось.
Кузина Анна, ныне баронесса фон Пален, однажды навестила родительский дом. Последнее время она, окунулась в светскую жизнь и мало времени уделяла своим родным. Муж, новая семья — вот что поглощало все ее свободное время. Но тут, узнав о выздоровлении кузины, Анна решила проведать ее по-родственному.
Саша, правду сказать, была не очень рада визиту родственницы. Баронесса приехала разодетая по последней моде, в щегольском экипаже и с самым надменным видом, на какой она только была способна. Держалась свысока и со стороны казалось, что она делает всем одолжение своим обществом.
Поначалу баронесса завела общий разговор, о погоде, светских развлечениях и других мелочах. Затем, с притворной жалостью посмотрев на кузину, сказала:
— Что ж, сестрица, должна признать, что ты и впрямь натворила множество дел… Ах, эта непосредственность, эта провинциальность! Кто бы мог подумать… Погубить такое сердце…
— О каком сердце ты говоришь? — переспросила Саша.
— Ну как же! А князь Владимир? Бедняга…
— При чем же здесь князь Ельской? — покраснела Саша.
Анна пристально взглянула на нее. От новоиспеченной баронессы не укрылся смущенный вид девушки, ее алые щеки.
— Хм… Он безнадежно влюблен в тебя… Как только тебе удалось так завлечь его? Хитрюга! Признайся, ты нарочно мучаешь его?
— Я никого не мучаю! — запротестовала Саша. — И ты, наверное, ошибаешься! Он вовсе не влюблен в меня…
— Да как бы не так. Он бросил все и всех, он отказался от меня! Впрочем, так ему и надо. Теперь я тоже замужем и вполне счастлива. Была бы я счастлива с ним? Не знаю, — задумчиво прибавила Анна. — Он слишком меланхоличен и не в моем вкусе. Теперь я это понимаю.
Саша молчала.
