Он подошел к своему креслу и оперся о спинку.
– Я не знаю. Мне только известно, что Карл внедрил в штат моих сотрудников своих людей. С этим ничего не поделаешь. Я поступаю точно так же.
– Значит, доверять никому нельзя?
– Я доверяю только тем шестерым, которые приехали со мной: Фриц фон Герхард, Маркос Хенц, Эрик, Людгер, Ларс и юный Алексис Грегор. Мы сидим в этом доме, как лисы в норе, но это не может длиться вечно. Я приехал в Англию с официальным визитом. И должен был направиться прямиком в Лондон.
– Вместо этого вы воспользовались своим королевским правом на эксцентричное поведение. И как же меня скроют в доме?
Облегчение прокатилось волной по его напряженному телу, будто теплым летним воздухом повеяло. Она останется! Она сделает это! Если она будет делать все как надо, его план просто не может провалиться!
– Пойдемте со мной.
Николас повернулся и вышел из комнаты. Пенни на несколько мгновений замерла в объятиях парчового кресла. Несмотря на все слова принца, она никак не могла избавиться от образа того маленького мальчика, которого ее мать учила в этом доме. Ребенка, терявшегося под этими высокими позолоченными потолками, среди всей этой роскошной мебели, малыша, обожавшего свою гувернантку. Родители уделяли ему мало внимания. У графов и графинь так, наверное, принято, особенно если графиня к тому же принцесса Глариена.
Или она просто хватается за слова матери, как утопающий за соломинку, – способ отгородиться от жестокой реальности и этого энергичного, пугающего мужчины, которым он стал?
– Мисс Линдси?
Пенни подняла глаза. Он стоял у двери, придерживая ее для гостьи, – ночь и пламя, прядь черных волос упала на лоб.
– Ваше королевское высочество, – сказала она. – Если через несколько дней этот дом наводнят шпионы, тогда я тем более должна прямо сейчас показать вам, что сделала с поместьем. Если вы не согласны, я возвращаюсь домой.
К ее величайшему удивлению, он улыбнулся. И от этой улыбки ей стало тепло, кровь быстрее побежала по венам. В голове закрутились грешные мысли о мирских радостях.
– Ага, значит, у деревенской мышки острые зубки!
– И она непременно укусит, стоит ей попасть в соколиные когти. Мы должны пройтись по округе. Иначе никакой принцессы не будет.
Грешные мысли обернулись обманом, полным сладостного соблазна.
– Если я соглашусь на этот поход, позволите ли вы закрыть эту тему?
Она кивнула. Кровь вскипела. Щеки зарделись. Это ее шанс – причем, вполне возможно, единственный – достучаться до него.
Он прошел за ней по садам и огородам несколько миль. День шел на убыль, яркие цвета постепенно уступали место одному – серому, деревья тихо шелестели, укутавшись на ночь таинственными тенями. Призрак маленького английского мальчика бежал впереди сквозь этот полумрак, то и дело ныряя в кусты маминых роз и крыжовника, где он, бывало, прятался от своего воспитателя, проверяя, на месте ли старый дуплистый дуб на краю яблоневого сада, который был для него и кораблем, и замком, и тайным укрытием. За всем этим приглядывала – хранила его прошлое в первозданном виде – женщина, которая поспешно шла впереди, выкладывая ему факты и цифры об овощах и фруктах, отвозимых на рынок в Норидж.
– Главным садовником у нас по-прежнему мистер Грин, – сказала она. – Он занимается этим из любви к делу, поскольку ваш отец не забыл упомянуть его в завещании. Мы бы ни за что не справились без его знаний и умений.
«Вот, держи, малыш, первая клубника в этом году!» Клубника в марте месяце, выращенная заботливыми почерневшими руками. «Видите вон ту малиновку, мастер Николас? Это моя подружка. Я доверяю ей все свои секреты».
«Какие секреты, мистер Грин?»
Скрюченный палец постучал по длинному носу. «О, это длинная история!»
– Эрцгерцог Николас?
Николас поднял глаза. Сердце по-глупому забилось в груди. Она стояла у дверей оранжереи.
– Да как вы смеете! – двинулся он на нее. – Как вы смеете так поступать!
Кончик ее носа сделался ярко-розовым.
– Почему бы и нет? Или вы боитесь своих собственных воспоминаний?
Она вошла внутрь. Он заставил себя направиться следом. Теплый сладкий запах тут же поймал его в свои объятия: влажный, свежий, запах апельсинов и разогретой на солнце черепицы. Призраки прошлого тотчас накинулись на него со всех сторон, и он возненавидел ее за это.
Она направилась в дальний конец оранжереи, и длинное здание словно поглотило ее.
– Мне здесь нравится.
Она провела рукой по листьям апельсинового дерева. Сверкнули окна, отражая огонь заходящего солнца, и погасли одно за другим, будто огарки свечей. И только стоявшая в дальнем конце строения женщина по-прежнему купалась в последних лучах заката.
– Все это напомнило мне Белоснежку и смерть в хрустальном гробу, – огрызнулся он. – Полагаю, ваша мать рассказывала вам об этом?
– Гроб? Ради Бога, это место – воплощение жизни и невинности. Именно поэтому графиня часто приводила вас сюда, вам так не кажется?
Он постарался удержать свою ярость на поводке, словно бешеную собаку. Да как она смеет говорить с ним о его матери!
– Все это принадлежит мне. Если я захочу все уничтожить, это мое право. Я могу завтра же прислать сюда рабочих, и они сотрут эту чертову конструкцию с лица земли, разобьют стекла, раскидают камни, вырвут деревья, оставив дрожащие апельсины замерзать под холодным английским дождем.
На ее лице появилось упрямое выражение.
– На развалинах одна ежевика растет. Кроме того, на самом деле вы вовсе не хотите разрушать это место, так ведь?
Солнце играло в ее волосах. Казалось, она купалась в зелени – как символ плодородия, зрелой удовлетворенности земли, отгороженной от остального мира высокими стеклянными стенами. Деметра и Персефона, манящая урожаем жизни. В его сердце вспыхнула страстная тяга к ярким краскам и сладости, сочным апельсинам, взрывающимся на языке медовым цитрусам, к женщине, способной утолить жажду его плоти.
К этой женщине.
Он молча смотрел на нее и вдруг рассмеялся:
– Нет, конечно же. Это просто порыв ребенка, пытающегося уничтожить то, от чего он отрекся. Мама любила давать мне апельсины. Ваша мать рассказала вам об этом. Итак, вы показали мне плоды своих трудов и растрогали меня, как и намеревались. И все же я рад, что мистер Грин продолжает свое дело. Рад, что апельсиновые деревья цветут и плодоносят и кто-то собирает эти плоды. А вы что думали? Что все детские воспоминания сладки или что я теперь стал равнодушен к чувственным порывам?
Он потрогал ветки апельсинового дерева и протянул руки к цветам. При виде этого ее бросило в жар. Она отвела взгляд и прикусила губу. Он взял в ладони очередной цветок и вдохнул пряный аромат, моля Бога, чтобы она прекратила все это – прекратила пытать его.
