Пиппа вскрикнула от отчаяния.
– Как бы я хотела, чтобы ты просто… ушел. – Она без его помощи натянула сюртук. – Пожалуйста, поезжай на свой загородный прием. Не меняй ради меня свои планы.
У дверей она отчаянно вывернула плечи, чтобы освободиться от Грегори, но он держал ее крепко и положил руку на засов.
– Это не так просто, и в глубине души ты все прекрасно понимаешь. Если потребуется, я закину тебя на плечо и отнесу в свою карету.
– Ты совершаешь ошибку, – прошептала она сквозь ком в горле.
– В эту минуту кажется именно так, – ответил Грегори. – Но тем самым я предотвращаю куда более крупную ошибку, хочешь – верь, хочешь – нет.
И он отодвинул дверной засов.
Пиппа надела очки и несколько секунд постояла, моргая. Потом с обреченным вздохом двинулась через обеденный зал постоялого двора, зная, что Грегори не отстает от нее ни на шаг. И тело, и мозг, казалось, оцепенели от усталости и удовольствия, но она ужасно злилась на Грегори и на себя, что не устояла перед соблазном, когда он рушил все ее планы, и так отчаянно хотела сбежать, что, когда дверь таверны распахнулась и в нее гурьбой ввалилось какое-то состоятельное семейство с тремя непоседливыми детьми, Пиппа подумала было прямо с места в карьер предложить им услуги няни – все, что угодно, лишь бы не возвращаться домой.
В сущности, после прошлой ночи это больше уже не дом. Она больше не сможет жить под одной крышей с Жабой.
Потом Пиппа вспомнила, что одета мужчиной.
Какой-то молодой человек, толстяк с необычайно высоким воротником и красивой тростью из вишневого дерева, просеменил вслед за семьей из пяти человек и оценивающе оглядел собравшихся в обеденном зале. Стряхивая дождевые капли со своих рыжеватых локонов, он увидел Грегори, и рот его сжался в тонкую полоску.
– Привет, Марбери, – поздоровался Грегори.
– Привет, Уэстдейл. – У вновь прибывшего был скрипучий, неприятный голос. – Не ожидал встретить тебя здесь.
У Марбери был большой лоб, глаза-бусинки, неприятный рот и исключительно тонкие, кривые ноги, которые, казалось, не в состоянии были удерживать короткое пухлое тело. «Да он же похож на игральный шар, балансирующий на двух кеглях», – подумала Пиппа. Однако в своем темно-синем сюртуке с золотыми пуговицами и белом крахмальном шейном платке Марбери явно претендовал на роль последователя Красавчика Браммела – наряд лондонских щеголей, заявляющий о богатстве и престиже.
Грегори был одет в дорожный сюртук и кожаные бриджи, больше подходящие для деревни, и при этом выглядел намного импозантнее и гораздо выигрышнее толстяка.
– Давненько не виделись, уж, верно, больше года, а?
– Я не считал, – отрезал Марбери, и Пиппа чуть не ахнула от такой неприкрытой грубости. Но Грегори, казалось, ожидал ее. – Я еду в Тарстон-Мэнор, а ты?
– В Пламтри, навестить друзей.
– О. Друзей. – Слово повисло в воздухе, как ругательство.
Пиппе этот Марбери показался довольно нелепым. Было очевидно, что если некто не соответствует каким-то его ожиданиям, то его можно не принимать в расчет. Грегори же, каким бы властным и требовательным ни был, производил впечатление человека, прекрасно сознающего, что вселенная отнюдь не вращается вокруг его потребностей и желаний.
Разумеется, все лондонское общество чересчур критично, Пиппа знала – в высшем свете это своего рода развлечение. Возможно, Марбери просто устал или проголодался. В конце концов, многие в дороге бывают ворчливы и раздражительны. Да она и сама, после того, как вынуждена была покинуть уютное и теплое местечко под боком у Грегори, и до того, как вонзила зубы в горячий мясной пирог, готова была откусить голову любому, кто приблизился бы к ней. А после той пылкой сценки несколько минут назад – во время которой Пиппа сначала воспарила в самую высь, а потом резко ухнула вниз, когда Грегори заявил, что везет ее домой, – она опять пришла в отвратительное расположение духа.
Тут в таверну вошел приятный пожилой джентльмен, который совсем не выглядел ни сварливым, ни раздраженным. У него были седые волосы, редеющие на висках, и умные глаза. Одежда его была аккуратной, но обычной, хотя дорогой покрой сюртука и тонкая и мягкая кожа сапог выдавали в нем человека со средствами.
– Принеси мистеру Доусону все, что он пожелает, – с излишней резкостью приказал Марбери трактирщику. – И между прочим, хорошо ли вы заботитесь о своих собаках? Я не одобряю тех, кто плохо обращается с животными.
Марбери метнул быстрый взгляд на мистера Доусона, который явно не обращал никакого внимания на разговор. Он оглядывал гостиничный двор, где ветки огромного дерева сильно раскачивались на ветру. Пиппа и Грегори обменялись озадаченными взглядами.
Было совершенно непонятно, с чего вдруг Марбери брякнул такое, особенно если учесть, что три пса лежали кучей, вытянув лапы к огню, и довольно посапывали.
Трактирщик, который, по-видимому, повидал на своем веку всякого, когда дело касалось человеческой натуры, вытер руки о фартук и лишь искоса взглянул на Марбери.
– Мы отлично заботимся о наших собаках. Что-нибудь еще, сэр?
– Только то, что мы спешим и не можем тут рассиживаться. – Тон Марбери был холодным и надменным.
Похоже, многие люди вот так же относятся к своим слугам, отметила Пиппа, но Грегори, когда бывает у дядюшки Берти, всегда обращается и к домашней челяди, и к слугам на конюшне исключительно вежливо.
Пиппа скрестила руки на груди и с потрясением вспомнила, что грудь не стянута и что Грегори знал это и исследовал ее там, словно какое-то неизвестное сокровище.
«Он не для тебя, – напомнила она себе. – Может, он и добр к слугам и знает, как доставить твоему телу несказанное наслаждение, но он упрямый, любит командовать и, повторяю, не для тебя».
– Мы поедим в отдельной комнате, – сказал Марбери Доусону, и его уверенный тон подразумевал одобрение этого плана. – Для кузена леди Тарстон все только самое лучшее.
– Спасибо, но я не голоден, – отозвался пожилой джентльмен. – В такую погоду я с удовольствием просто посижу у огня и выпью чаю. – Он взглянул на трактирщика. – Если вы не возражаете.
– Нисколько, сэр. – Трактирщик вернулся к своим делам.
– Я бы предпочел несколько минут побыть один, – сказал мистер Доусон, обращаясь к Марбери. – Мне надо почитать.
– Ну разумеется. – Марбери был само воплощение скучающей вежливости. – Как и мне. История рода Тарстонов. Я слышал, он весьма знатен. – Но когда мистер Доусон прошел мимо него, Марбери повернулся к Грегори и недовольно скривился.
Ну что за грубиян! Пиппа тут же пожалела мистера Доусона, который пробирался к камину, лавируя между столами и стульями, и не видел пренебрежительных гримас и ужимок своего попутчика. Она видела, что мистер Доусон – милый, приятный человек, как дядя Берти – и Грегори, когда захочет, – хотя он не заполнял собой все пространство, как в случае с этими двумя.
