Ни боярин, ни Осип никуда уходить не собирались, внимательно озираясь по сторонам. «Откуда выйдет – из чащи или с заставы? – гадал Демьян. – Да и придет ли? Давно уж сидим».
Внезапно со стороны городца, по той же тропинке, что и ольговцы, на кладбище вышли три женские фигурки. Они, неспешно огибая курганные насыпи, стали приближаться к новому погосту. Вои в засаде замерли, пригнувшись к земле. Сердце у Демьяна отчаянно забилось, он узнал первую путницу – это была Агафья! Правда одежда на ней теперь была совсем другая – не бедная поношенная шубейка, а богатая, крытая аксамитом 50 и отороченная соболиным мехом душегреечка, головку украшал ажурный белого пуха платочек. Пробираясь сквозь сугробы, она слегка приподнимала подол расшитой поневы, показывая дорогие сафьяновые сапожки. Девушка выглядела растерянной, и все время как-то украдкой поглядывала по сторонам.
Следовавшие за Агашей спутницы были одеты попроще. В дородной и круглолицей, небольшого росточка девице Демьян без труда разглядел холопку, ту, что сунула ему за шиворот бересту. На девушке была шуба, в которой Олексич видел зеленоглазую в первый раз. «Так вот у кого она одежу одолжила!» – догадался он. Третьей девой оказалась Матрена, играя длинной косой, она шла, высоко вскинув голову и разглядывая вершины деревьев. Гордым видом Матреша никак не смахивала на дочь воротника, скорее, на боярышню или даже княжну. Но Демьян лишь вскользь пробежал взглядом по статной красавице, он уже не мог оторваться от Агафьи. «С заставы пришла, не из леса. И девки вороножские в подругах, не таясь, с ней идут!» – ликовал парень.
– Оська, краем прошмыгни, глянь не идет за ними кто, – шепнул он.
Вьюн неслышно скользнул промеж деревьев.
Девы тем временем подошли совсем близко к месту засады и остановились у одной из могил. Пышечка достала из-за пазухи веничек и стала обметать снег с широкого креста.
– Я сама, – забрала Агафья у нее веник. – Вы идите, своих проведайте.
Девицы разбрелись в разные стороны. Агаша осталась одна. Она умелым движением смела с распятия остатки снега, потом принялась за крест на соседней могиле, закончив, вернулась к первой и села перед ней на колени. Губы зашевелились, дева что-то тихо говорила, глядя на распятье.
– Нет никого, – выпалил Вьюн, плюхаясь рядом с Демьяном, – одни пришли.
– Ну, так здесь сидите, пока не позову, – приказал Олексич и на мягких ногах вышел на поляну.
Стараясь не шуметь, он тихо подошел к девушке и стал на колени рядом с ней. Она вздрогнула, слегка отпрянув, щеки залил яркий румянец.
– Братец? – кивнул Демьян на крест.
– Матушка, – зазвенел такой знакомый приятный голос, – Иванушка вот, рядом. А я уж думала, ты не придешь.
– Как же я мог не прийти, коли ты зовешь? – улыбнулся Демьян.
– А я вот еле вырвалась из дому. Зачем на пир подарок мой надевал? – девушка сверкнула глазками.
– Так я же не знал, что таиться надо, – оправдывался Демьян. – Еже ли б ты намекнула, я бы не стал надевать, а так красота-то такая, грех в коробе держать. А что, признал, кто?
– Признал, – теперь зеленые глаза прикрыли густые ресницы, – воевода сукно признал, да батюшке шепнул. Он домой злой прибежал, да шумел на меня, мол, где рубаха из приданого. Хорошо у меня точно такая, ну почти такая, была, он и успокоился.
Агафья вздохнула.
– Так твой отец вчера на пиру у воеводы был? – в душе Демьян ликовал.
«Ни какая она не дочь татя, батюшка ее нарочитый муж при воеводе! А Федор, вот ведь аспид, донес таки ее отцу про рубаху!»
– А сегодня на кладбище пускать не хотел, нынче ведь годовщина, как матушка померла, я всегда сначала в церковь, а потом на могилку хожу. Так он к воротникам послал узнать, не выходил ли кто из городни, а они ему говорят – рано утром курские на ловы ушли, а больше никто не выходил. Только тогда и отпустил.
– Так те ловчие мы были, – улыбнулся парень, радуясь, что в своем нетерпении, того не желая, обманул сурового мужа. – А я тебя в церкви высматривал, – добавил он.
– Видела я, как ты на девок пялился, – хихикнула Агафья.
– Я тебя выискивал, – слегка выпятил нижнюю губу Демьян, – а как ты меня видеть могла, коли тебя в церкви не было?
– А вот и была, – улыбнулась дева. – Я с нянькой среди старушек стояла. Отец сказал: «Нечего с девками перед курскими подолом мести. Там стой».
– Да среди старух я искать и не пытался? Вот я – дурень, – парень хлопнул себя по лбу.
– А я, как служба к концу подходила, потихоньку на клирос пробралась, да все на тебя смотрела, а ты в гору-то очи так ни разу и не поднял.
Демьяну припомнились слова Горшени: «Ежели бы чаще в гору к небу главу свою подымали, так многое бы примечали». «Выходит, этот старый хрыч ладу мою приметил, да ничего мне не сказал!»
– И что ж тебя певчие с хоров не прогнали? – улыбнулся он Агафье.
– Да они к шалостям моим с детства привыкли, – девушка беспечно махнула рукой. – А наши хорошо поют, верно?
– Верно.
– Отец Леонтий долго с ними разучивал, говорил, что они тянут: «Кто в Ростов, а кто во Псков», а потом ничего, приладились.
За говорливостью Агаша пыталась скрыть смущение, она то поднимала на парня дивные глаза, то прятала их под опушкой ресниц.
За спиной раздались торопливые шали, это девки, увидев незнакомца рядом с Агафьей, заспешили к ней.
– Агаша! Все ли ладно? – крикнула Матрена. – А-а-а.., – многозначительно ухмыльнулась она, признав Олексича.
Агафья с Демьяном быстро вскочили с колен, отряхивая налипший снег. Парень свистнул, из засады, поправляя шапки и одергивая кожухи, вышли Вьюн с Проней.
– Пойдем по лесу прогуляемся, – предложил Демьян, – а девок вон орлы мои баснями поразвлекут. Пронька у нас много разных басен знает, не хуже Баяна.
Агаша растерянно посмотрела на подруг.
– Да иди уж, – махнула рукой Матрена. – Только, чур, не баловать, – подмигнула она Олексичу.
– Так, Агафья Федоровна, батюшка же браниться станет, он же сказал – не долго, – заволновалась пухленькая.
– Да мы недолго, Купавушка, – Агаша откинула упавшую на грудь косу.
– Демьян Олексич, а как же тати? – некстати брякнул Проня.
– Какие тати? – удивилась зеленоглазая.
Демьян кашлянул, намекая олуху, что надо помалкивать, но Пронька намека не понял:
– Так бродят здесь в округе, ты ж сам говорил.
– Никого здесь нет, – вступился, уже во всем разобравшийся, Осип. – То тебе спросонья померещилось.
– Да как же…, – начал было неугомонный Проня, но его резко оборвал Демьян.
– Ну, вы тут о
