— Я не собираюсь выслушивать ваши рассуждения о том, почему вы должны выйти замуж за одного из этих идиотов. До тех пор пока вы не поймете, что может принести союз двоих.
Она снова запротестовала бы против его своеволия, но странный блеск в его глазах заставил ее передумать. Почему он сейчас является экспертом в том, что именно ей требовалось в браке, она не имела понятия, хотя он, вероятно, полагал, что знает абсолютно все. В этот момент, находясь в его объятиях и плотно прижимаясь к его плечам, Эванджелина лучше потерпит и подождет.
Он пронес ее по террасе и плечом открыл дверь, которая вела в темную комнату, уставленную садовой мебелью — покрытыми чехлами шезлонгами, зонтами, деревянными стульями и грудами подушек. Всем, что было необходимо для ленча на свежем воздухе. Захлопнув за собой дверь ногой, Коннолл опустил ее на ближайший шезлонг.
— Я должна танцевать кадриль меньше чем через час, — сказала она, когда он запер наружную дверь и пересек комнату, чтобы закрыть внутреннюю. — Так что, если вы собираетесь меня похитить, меня хватятся очень скоро.
Он повернулся к ней, его голубые глаза потемнели.
— Это была бы очень жалкая попытка похищения, вам не кажется?
— В таком случае, что все это означает?
— Я думаю, это мой последний шанс. — Он сел рядом с ней, шезлонг слегка прогнулся под его тяжестью.
Она подумала, что ей следует рассердиться. В конце концов, он поцеловал ее без разрешения, опять велел ей молчать, унес бог знает куда и опустил на покрытый пылью шезлонг в какой-то заброшенной комнате. Однако сейчас, сидя совсем рядом с ним, когда она могла дотронуться до него, она ощутила волнение. И еще возбуждение. А также определенную дозу смятения.
— Последний шанс со мной? — спросила она голосом, который ей самой показался дрожащим. Проклятие! — Вам следовало бы знать, что никакие ваши слова не смогут убедить меня…
— Я уже сказал вам, Джилли, больше не надо слов. Я просто хочу показать вам, почему мы принадлежим друг другу. — Он улыбнулся, увидев выражение ее лица. — Знаете, — продолжил он, — я поверил в то, что ваш бриллиант действительно проклят. И думаю, что когда дело касается вас, он сулит вам неудачу с Редмондом или Дэпни. И еще я думаю, что с точки зрения бриллианта неудача для вашей матери заключается в том, что мы сидим здесь вдвоем. Или целуемся.
Коннолл наклонился и взял ее рот в медленном ошеломительном поцелуе. Эванджелина застонала, вцепившись в лацканы его сюртука. Она ощутила страстное желание. О, почему Дэпни не мог породить в ней такого чувства?
— Вы хотите соблазнить меня? — сумела она выговорить, дрожа от возбуждения.
Его губы поползли вниз.
— Нет, я уже соблазняю. Я хочу вас и намерен обладать нами.
— Но ведь вы мне не нравитесь. — Эванджелина закрыла глаза и вцепилась в его плечи, в то время как его губы скользили по ее шее.
— Я вам нравлюсь. Только не так, как вы полагаете! Она могла бы поспорить с ним, но тогда он может перестать целовать.
— Но почему я вам нравлюсь, Коннолл? Его рот опустился до ключицы.
— Ну, — пробормотал он глухо, потому что его рот касался ее кожи, — вы говорите то, что думаете. Ирония в том, что большинство женщин говорят мне то, что вы хотели бы слышать от мужчин, которые с вами разговаривают: «Да, милорд. Нет, милорд. Сегодня отличная погода, не правда ли, милорд?» Они так нацелены на то, чтобы ублажить меня, что забывают о страсти. — Он поднял голову и посмотрел ей в глаза: — В вас, Джилли, столько страсти!
— Нет. Так сказала мне моя тетушка.
Коннолл опустился перед ней на колени и стал снимать с нее туфли.
— Тем не менее, вы страстны. Ваша тетушка ошибается. — Он стал целовать ей икры, сдвинул вверх юбки, и его рот заскользил к тыльной стороне коленей.
О Господи!
— Вы хотите погубить мою репутацию? — прошептала Эванджелина, сдвигаясь вбок на шезлонге, когда он поднял ее ноги наверх.
— С вашего позволения! И хотел бы заметить, Джилли, что даже если я ошибаюсь и вам действительно не нравлюсь, никого из ваших собачонок не интересует, в каком состоянии ваша девственность.
Очевидно, он все хорошо продумал, и она не могла не согласиться с его выводами. Дэпни может, в крайнем случае, вскинуть бровь, а что касается Редмонда, то он даже ничего не заметит. Иную альтернативу ей вдруг почему-то стало неинтересно даже рассматривать. С Коннолом у нее будет, по крайней мере, один вечер, где ее не будет посещать мысль о том, как бы скорее освободиться от супружеских объятий.
— Это не сработает, — запоздало сказала она, заметив, что он приостановил поцелуи.
— Это сработает великолепно, Эванджелина, — возразил он.
Он сказал правду, она и сама это чувствовала. Некоторое время Эванджелина наблюдала за ним в полутьме, видя, как он задирает ей юбки, как его рот следует за его руками. Всюду, где он прикасался, она ощущала тепло и нежность его пальцев. И ей хотелось большего.
— Ну, хорошо, — уступила она, затрепетав, когда его теплые руки стали гладить внутреннюю сторону ее бедер. — Я приму вас в качестве любовника. Ничего боль…
— На сегодня этого достаточно. Мы можем возобновить дебаты завтра.
Его порочная улыбка послала пронизывающий сигнал во все глубины ее тела. Когда его руки двинулись дальше и достигли вершины ее бедер, она ахнула. Лиф ее платья внезапно сделался тесным.
Рассуждая логично, она могла бы ударить его ногой в голову и позвать на помощь, но тогда она не испытала бы этого ноющего ощущения, когда он — о Господи! — стал лизать…
— Коннолл, — хрипло проговорила она, вонзая пальцы ему в волосы.
— Если бы я сделал только то, о чем вы просили, — пробормотал он, выпрямляясь для того, чтобы стянуть пышные рукава с ее плеч, — додумались бы вы попросить об этом? — Он слегка спустил платье, чтобы сунуть под него палец.
— Боже! — простонала она, ежась под его рукой. — Я не имела понятия.
Он снял сюртук и наклонился, чтобы запечатлеть еще один крепкий, продолжительный поцелуй на ее губах. Подсунув пальцы под шелковую материю на груди, он стянул платье до талии.
Его искусный рот стал целовать выпуклости ее обнажившихся грудей, а затем захватил сосок, что вызвало ее стон. Эванджелине показалось, что она сделалась невесомой, и в то же время ее тело было натянуто сильнее, чем скрипичная струна.
На какую-то секунду у нее мелькнула мысль, испытала бы она такое же физическое удовольствие с одним из ее претендентов. Но поскольку ни один из них не обладал ни страстностью, ни воображением, она не могла представить себе, как они могли бы заставить ее до такой степени отдаться чувствам, до такой степени расслабиться.
