— Каролине намекали время от времени, что она чересчур злоупотребляет русским гостеприимством. Царица не жалует тех женщин, кто красивее ее и получает больше знаков внимания.
Герцог рассмеялся:
— А я-то по наивности считал, что раз Каролина всего лишь актриса, то тайная полиция не проявит к ней интерес.
— Тайная полиция интересуется всем и вся! — резко отозвался Великий князь. — От ее вмешательства никто не застрахован. В конце концов дальнейшее пребывание в нашей стране стало для Каролины просто опасным.
— И вы решили удалиться в изгнание вместе с нею, — с едва заметной усмешкой заключил герцог Д'Амайл.
— Вы ошибаетесь. Скорее я исполнял роль некоего конвоира и соглядатая при ней до определенного пункта на границе, — еще суше произнес князь. — Мой царственный дядя снабдил на всякий случай наше посольство в Берлине некоторыми инструкциями, чтобы я не вздумал задержаться здесь. Уже то, что я провожу время у вас в гостях, а не мчусь обратно сломя голову в Санкт-Петербург, есть нарушение его инструкций.
Герцог Д'Амайл удивленно вскинул брови, а Великий князь между тем продолжил:
— Накануне я имел беседу с одним крупным полицейским чином — а да будет вам известно, наших полицейских по всей Европе пруд пруди, — так он потребовал немедленного моего возвращения, а когда я заявил ему: «Вы не посмеете арестовывать меня», он ответил: «Разумеется, нет, ваше императорское высочество. Но мы в силах переставить ваш вагон на другие рельсы и отправить его в Петербург».
— О боже! — воскликнул герцог Д'Амайл. — И как же вы решили вашу проблему?
— Обычным способом, — ответил Великий князь. — Разве существует на свете страна, где бы деньги не обладали силой убеждения?
Оба джентльмена расхохотались, а Селина с любопытством взглянула на Каролину Летесснер и задалась вопросом, что в ней есть такое особо привлекательное, чтобы мужчина, носящий титул Великого князя, рисковал ради ее прелестей навлечь на себя гнев своего дяди, русского императора?
Однако не было сомнения, что не только Великий князь в восторге от общения с ней. Квентин Тивертон смеялся от души каждой ее шутке.
Когда Каролина смотрела на Тивертона, во взгляде ее был некий вызов, и Селина не могла не подумать обеспокоенно, что алые губки мадам Летесснер, когда она улыбается, выглядят очень манящими.
«Почему я не могу быть такой же, как она?» — с горечью спрашивала себя Селина.
Ее размышления нарушила мадам Леблан.
— Я хочу представить вас, мисс Тивертон, вашему соотечественнику, — сказала она. — Лорд Хоудридж специально попросил меня об этой услуге.
Селина присела в глубоком реверансе, а когда выпрямилась и взглянула на стоящего перед ней джентльмена, то поняла, что лорд Хоудридж гораздо больший англичанин, чем все другие англичане, вместе взятые. Типичнее этого англичанина она еще в жизни не встречала.
Он был высок, светловолос, голубоглаз, и вокруг него витала некая аура ленивого превосходства над остальным родом человеческим, что, по общераспространенному мнению, характерно для англичан.
И голос его был абсолютно английский, и выговор, и банальности, которые он произносил, были до боли знакомые, родные, истинно английские.
Она их выслушала и ответила, стараясь изо всех сил быть вежливой и приятной с ним:
— Да, мы прибыли сегодня… Да, погода была чудесная… Да, в дороге мы испытали приключение, о котором вашей светлости, несомненно, уже рассказали…
— Должно быть, вы испытали неприятные ощущения, — заметил лорд Хоудридж и, не дожидаясь от Селины ответа, продолжил: — А не присесть ли нам? Я нахожу весьма утомительным обычай проводить время стоя на ногах. Почему-то иностранцы испытывают странную неприязнь к креслам и стульям, которых вокруг предостаточно.
Селина поняла, что ей ничего не остается, как внимать ему и выражать полнейшую покорность соотечественнику.
Он подвел ее к ближайшей софе, обитой темно-вишневым бархатом и почти скрытой между двумя массивными вазами, заполненными экзотическими тепличными растениями.
— Долго ли вы и ваш брат намерены пробыть здесь? — поинтересовался лорд Хоудридж.
— Не имею представления, — честно призналась Селина. — Вообще-то мы заехали сюда по дороге в Англию.
Она очень боялась, что ее подвергнут допросу насчет их дальнейших планов, и, чтобы не допустить никакой оплошности, поспешно задала ему встречный вопрос:
— А что привело вас в Баден-Баден?
— Причина заключается в том, что я владею двумя лошадьми, участвующими здесь в скачках, — ответил лорд. — И я рассчитываю на их победу.
— Расскажите мне о ваших лошадях, — попросила Селина.
Оказалось, что очень легко поддерживать беседу, почти не вникая в рассуждения лорда по поводу скачек и лошадей, а одновременно можно наблюдать за тем, что происходит в дальнем конце салона.
Квентин Тивертон по-прежнему находился в опасной близости к Каролине Летесснер, и когда та вскидывала головку, чтобы заглянуть ему в лицо, драгоценные бабочки вспыхивали и искрились в ее волосах.
Любил ли он ее в прошлом? Значила ли эта жизнерадостная, очаровательная актриса что-то в его жизни?
Селина удивлялась, почему эти мысли ранят ее, заставляют стыдиться собственной невзрачности и жалеть, что она вообще согласилась прийти на этот прием.
Вот завтра, когда ей доставят заказанные наряды, она, возможно, будет чувствовать себя увереннее.
Но откуда сейчас в ней эта боль, эти ощущения, похожие на ревность? Ведь никакого права ревновать Квентина Тивертона к кому-либо она не имеет.
Или все дело в ее сверхмнительности по поводу платья, которое сейчас на ней?
Лучшего наряда она никогда в жизни не носила, и не так уж плохо она выглядит даже рядом с такими блистательными райскими птичками, как Леони Леблан и Каролина Летесснер.
И все-таки Тивертону интереснее и веселее с ними, чем с робкой, скучной и неопытной девицей. Ему с ними легко… он знает все про них, а они про него…
Хотя Селина была абсолютной невеждой в области отношений между мужчиной и женщиной, все же она понимала, что умного и не связанного условностями холостого джентльмена должны привлекать столь же умные, острые на язык да к тому же ослепительно красивые женщины.
«Разумеется, добропорядочность и скромность в этой компании не достоинства, а недостатки, которые убивают всякий интерес к женщине, обладающей ими», — подумала Селина и попыталась сделать из этого соответствующий вывод для себя.
Тут она увидела, как Каролина Летесснер целует в щеку Квентина Тивертона, а все вокруг громко смеются над только что отпущенной ею шуткой.
